Я же начал потихоньку отпускать шнурки смыва, частично окрасившиеся кровью, и плюхнулся вниз.
Ю-ху, земля, я жив! До чего же хорошо стоять на своих двоих
— Мне бы руки подлечить, уважаемый Леший, — подал голос я, пытаясь понять, я вообще их чувствую, и почему они колбасу напоминают?
— А, да, подожди, тут немного нужно убраться, — ответил работник канцелярии, когда его плечо приобняла осока, пытаясь протолкнуть его локтем кляп глубже.
В итоге в Музей меня было решено отправить только спустя полтора месяца периодических ЧП. Хорошо, что после нейтрализации любимого унитаза некоего полковника, меня депортировали в безопасную подсобку, недалеко от которой была столовая, а на этаже и прочие удобства.
Я оказался не единственным ребёнком. Но второй была девочка, которую охраняли по сменам две хмурые женщины в чёрной униформе. И отчего-то у меня сложилось впечатление, что невысокая рыжая девчушка не была той, кого защищали в этот момент.
Причиной тому была её явная магическая активность бесконтрольного характера.
Цвет волос мелкой явно указывал на обладание огненной стихией, однако вокруг неё постоянно витали округлые капли воды, предметы перелетали с места на место, а на морковное пюре или зелёный горошек ходячее стихийное бедствие реагировало зелёными, синими или чёрными искрами.
— Руфина, успокойся! — строго произносила в этот момент охранница и доставала из кармана музыкальную шкатулку, а из другого плитку шоколада.
Девочка тут же заземлялась и нехотя с закрытыми глазами поглощала ненавистную пищу, стараясь не жевать, а только потом смаковала лакомство.
Однако однажды у охранницы не оказалась шкатулки.
— Вот шоколадка, — произнесла женщина в форме.
— Хныыык! — раздалось вокруг, а дальше меня впечатало в стену, придавило столом, а последним воспоминанием до потери сознания была жёлтая вспышка и резкий подъём температуры.
Было бы обидно помереть из-за горошка. Причём вкусного.
Но такова жизнь.
Очнулся я в помещении, что проходило реставрацию после буйства осоки.