— То же самое было с Биганзоли? спросил Раговски.
— Дом Биганзоли все еще был запечатан, когда я пришел. Ставни закрыты, а двери заперты, как будто он уехал в долгий отпуск, но он все еще находился внутри. Я нашел его в кабинете. Он, Боже, был подвешен к потолку на цепях. На их концах были крюки, которые были пропущены через его плоть. И там было так жарко. Думаю, он был мертв в этой сухой жаре как минимум полгода. Его тело полностью высохло. Выражение его лица было таким, как будто плоть отступила от его рта, когда он высох, но, клянусь Богом, он выглядел так, как будто кричал умерая.
Раговски изучал лица перед собой. — Значит, пока вы вели личные войны за любовниц и мальчиков, этот демон забирал жизни и разорял умы самых искушенных волшебников на планете?
— В целом? — уточнил Полташ. — Да.
— Почему? Каковы его намерения? Вы хотя бы это выяснили?
— Как и наши, мы думаем, — ответил Феликссон. — Получение и сохранение власти. Он не просто забрал наши трактаты, свитки и гримуары. Он вычистил все облачения, все талисманы, все амулеты…
— Тcc, — внезапно сказал Раговски. — Слушайте.
Среди них на мгновение воцарилась тишина, а затем вдалеке негромко зазвонил похоронный колокол.
— О Боже, — воскликнула Лили. — Это его колокол.
Мертвец смеялся.
— Он нашел нас.
2
Вся компания, за исключением единожды почившего Раговски, мгновенно прервала поток молитв, протестов и просьб, ни одно из которых не было произнесено на одном языке.
— Спасибо за дар второй жизни, старые друзья, — сказал Раговски. — Очень немногие люди получают удовольствие умереть дважды, особенно от руки одного палача.
Раговски вышел из гроба, пинком опрокинул первую из алебастровых чаш и начал прокладывать себе путь по магическому кругу против часовой стрелки. Разбитые яйца и менструальная кровь, вместе с другими ингредиентами, содержимое каждой чаши отличалось от других, но все являлись жизненно важными частями Ритуала Н'гуизе, были разлиты по полу. Одна чаша покатилась на ободе, безумно виляя, прежде чем удариться об одну из стен склепа.
— Это было просто по-детски, — сказала Коттлав.
— Святой Иисус, — произнес Полташ. — Колокол становится громче.
— Мы заключили мир друг с другом, чтобы заручиться вашей помощью и защитить себя, — закричал Феликссон. — Капитуляция не может быть нашим единственным выходом! Я не приму это.
— Вы слишком поздно примирились, — сказал Раговский, опуская ногу и размалывая разбитые чаши в порошок. — Может быть, если бы вас было пятьдесят, и все поделились бы своими знаниями, у вас была бы надежда. Но, как бы то ни было, вы в меньшинстве.
— В меньшинстве? Ты имеешь в виду, что у него есть помощники? — сказал Хеядат.
— Боже правый. Это туман смерти или прошедшие годы? Честно говоря, я не помню, чтобы вы были настолько глупы. Демон вобрал в себя знания бесчисленных умов. Ему не нужна подмога. Нет такого заклинания, которое могло бы остановить его.
— Этого не может быть! — завопил Феликссон.
— Я уверен, что высказал бы ту же безысходность три года назад, но это было до моей безвременной кончины, брат Теодор.
— Мы должны расстаться! — сказал Хеядат. — Все по разным направлениям. Я направлюсь в Париж…
— Ты не слушаешь, Яшар. Слишком поздно, — сказал Раговски. — Ты не можешь спрятаться от него. Я — доказательство.
— Ты прав, — ответил Хеядат. — Париж — это слишком очевидно. Куда-нибудь подальше, тогда…
Пока Хеядат излагал свои панические планы бегства, Элизабет Коттлав, очевидно смирившись с реальностью обстоятельств, улучила момент, чтобы поговорить с Раговски.
— Они сказали, что нашли твое тело в храме Феместриона. Это странное место для твоего нахождения, Джозеф. Это он тебя туда привёл?
Раговски остановился и посмотрел на нее, прежде чем ответить: — Нет. Вообще-то, это было мое собственное укрытие. За алтарём была комната. Крошечная. Тёмная. Я… Я думал, что там я в безопасности.