Как я мог забыть, какой она была красивой? Меня сбило с толку то, что ее глаза были полны скорее любопытства, чем обиды. Неужели она забыла, каким козлом я был по отношению к ней?
— Да пребудет с тобой мир. — Ханс улыбнулся и шагнул вперед, чтобы взять ее за руки.
Десять секунд, которые заняло их формальное приветствие, дали мне время оценить яркий цвет ее рыжих волос, сияние ее кожи и веснушки, которые до сих пор обескураживали. Не верилось, что ей тридцать лет, как она мне говорила.
— Да пребудет с тобой мир, Финн. — Афина встала передо мной и протянула обе руки.
Я колебался, но взял ее за руки и встретился взглядом с женщиной, которая стояла между мной и сексуальным удовлетворением. Ее проклятие прозвучало в моей голове так, как звучало уже тысячу раз. «Дело сделано. Я позаботилась о том, чтобы ты никогда не нашел удовлетворения с женщиной. Никогда!»
— Добро пожаловать ко мне домой, — произнесла Афина и указала рукой на дверь. — Не зайдете внутрь?
Я посмотрел в сторону Ханса.
— Не мог бы ты оставить нас наедине?
Он кивнул. Поблагодарив его, я вошел в круглое здание.
— Ух ты, здесь действительно здорово.
— Почему в твоем голосе слышится удивление? — спросила Афина, подойдя к круглому столу и сев за него.
Не ответив на ее вопрос, я спросил:
— Почему ты не сказала мне, что живешь на ветряной мельнице?
— Есть много вещей, о которых я тебе не говорила.
— Да, но почему ветряная мельница?
— Ветряная мельница символизирует энергию, которая соединяет всех нас. Я не уверена, кто положил начало традиции, согласно которой жрицы живут на ветряных мельницах, но она восходит сразу после окончания Токсичной войны. Выжившие в той роковой войне согласились с тем, что именно разделение заставило страны воевать друг с другом, и единственным путем к светлому будущему станет совместная работа. Иначе не будет ни их, ни нас. В результате все страны превратились в одно большое единство под названием Родина, и все религии были запрещены.
— Знаю, но это не объясняет ветряную мельницу.
Афина одарила меня терпеливой улыбкой.
— Когда все религии запретили, те немногие церкви, которые пережили войну, были разрушены. Я понимаю мотивы этого решения, но запрет религии оставил огромную дыру в жизни многих людей, и последствия были разрушительными.
— В конечном итоге, Совет вновь объявил нас богословами, на этот раз без проповедей и религиозных доктрин. Наша работа заключается не в том, чтобы указывать людям, как жить, и мы не говорим о рае и аде.
— Тогда о чем вы говорите?
— Мы говорим о сути каждой религии.
— Какой именно сути?
— Разумеется о любви, — сказала она с улыбкой. — Сначала нас называли духовными советниками, но в итоге победило слово «жрица». Мы, современные священнослужители, говорим о связи, единстве, принятии, прощении и любви. Мы стремимся расширить возможности людей и дать им ощущение цели в жизни.
— Звучит так, будто вы создали свою собственную религию.
Афина улыбнулась и покачала головой.
— Я понимаю твою точку зрения, но мы не проповедуем и не навязываем какую-либо доктрину о том, как жить, думать или чувствовать.
— Нет, держу пари, что не навязываете. Но ваш Совет делает это за вас своими правилами и законами. — Я неторопливо подошел, чтобы сесть за стол.
Она не ответила.
— Никто мне дома не поверит, когда я им скажу, что вы, жители Родины, заменили церкви ветряными мельницами.
— В церкви проходили богослужения. Для нас ветряная мельница — это просто дом жрицы.