Глава 4
"И все равно мы смертны. Нас оценивают по тому, что мы сделали за свою жизнь и какое наследие оставили, как и вас. Жизнь длиной в тысячелетия ничего не стоит, если все труды оказываются напрасны." © Малекит.
Теплый ветер, пришедший из Саласахской пустыни, слизал снега и на склонах щебнистых сопок заголубели цветы подснежного лютика, а в низинах, прогретых солнцем, прорезалась молодая трава. Среди метелок блестящего чия, обтрепанного зимними буранами, бойко шныряли суслики. Бурундук выползали из своих нор, вытягиваясь на молодой траве, прогревая бока и как будто бы напитываясь энергией солнца. Высоко в небе, чуть пошевеливая крыльями, парили коршуны, сытые, равнодушные к легкой добыче, порой отлетая от редких в этих местах гарпий. Моллюски пустошей просыпались от зимней спячки и раскрывали створки своих раковин, готовясь поймать неосторожных. От временных озер, от озера к озеру по извечным путям тянулись несметные стаи перелетных птиц, и вечерние сумерки гудели от шума крыльев, гогота, кряканья, посвиста. Самцы травоядных стад, зверея от ревности, носились по степи, отгоняя от самок бродячих соперников. Налив кровью глаза, взрывая копытами землю, бодались быки. Звенели первые, редкие еще комары. Кочевые хищные тушканчики, вернувшиеся со своих южных владений, обнюхивали старые норы. Крысята толпой бегали выливать из нор полевых мышей, черпая воду кожаным ковшиком и тут же их проглатывали, жмуря свои глазки от удовольствия. И эти звуки, и запахи ветра великой пустыни беспокойно-томительной радостью входили в души живущих.
Только недавно рассвело. Весеннее небо было ещё серым. От затянутой плёнкой воды долины тянул ветерок, и охотники поёживались от холода. Я, согреваясь, напрягал и расслаблял мышцы и живительный ток крови на время позволял расслабиться и немного подремать.
Условный знак Торкоса, носатого и зубастого раба-гоблина, прервал мою дрёму и медленно текущие мысли о жизни.
С юга нарастал гул крыльев. Я чувствовал, как меня охватывает знакомое каждому настоящему охотнику возбуждение.
Наконец-то наше терпение было вознаграждено. Огромная стая летела прямо на нас с Торкосом, и ещё трём рабам, лежащими поодаль. Шум крыльев нарастал с каждой секундой. Гул был, как у надвигающегося шторма.
Стая летела низко, стелясь над покрытой редкими клочками снега временным озером. Темная плотная полоса действительно скорее походила на стремительно несущуюся штормовую тучу, чем на птичью стаю.
Мы прижались к земле.
У края озера утки были уже так низко, что мы почувствовали ветер, поднятый тысячами крыльев. Взметнулись боласы. Несколько уток, опутанные тонкими бечевками, камнем упали совсем недалеко. Броситься к ним, сунуть в мешок барахтающихся птиц, освободить боласы и кинуть вновь - и всё повторять до тех пор, пока огромная стая не пролетит.
Уток было столько, что боласы можно было бросать с закрытыми глазами!