Глава 14
Мы уже больше недели готовимся к званому пиру. Составлены списки, разосланы приглашения, составлен план рассадки, а это, знаете ли, не такое уж и простое дело. На местничестве и всяком таком «ни за что не сяду ниже Петьки Грязного, его предки гусей пасли, когда мои в Думе сидели!» здешние бояре не так сильно сдвинуты, но «не так сильно» не означает «совсем не». Плюс есть еще старые терки между родами, отчего некоторых и вправду лучше не сажать рядом друг с другом — того и гляди за ножи схватятся. Составлено меню… кстати о меню.
Помните, я как-то упоминал, что есть всякие там суши и роллы бояре не будут? Чем их тогда удивлять? Так вот — до меня, как до той утки, дошло, что главное для боярина — что? Правильно — понты! То есть, суть блюд на пиру не в том, чтобы они были как-то божественно вкусны, а в том, что они должны круто выглядеть. Какие-нибудь невнятные кусочки мяса в соусе, с точки зрения бояр, курят невзатяг в сравнении с жареным лебедем, целиком поставленным на блюдо и украшенного перьями. Они того лебедя, может, и есть-то не будут, но на столе он быть обязан! Видимо, наша традиция наготавливать кучу всего на Новый год и потом страдать «Ешь, а то испортиться!» идет аж с боярских времен. Когда я все это осознал — стало проще. Потому что, может, я ничего не понимаю в кулинарии, но уж некоторое представление о том, как презентовать банальную котлету так, чтобы она воспринималась как чудо-блюдо, все же имею. А с учетом того, что по истории у меня все же была четверка — я могу припомнить пару-тройку фишечек, чтобы приколоть моих гостей.
Итак, подготовка шла целую неделю, все просчитано, все предусмотрено. Что может пойти не так в последние часы перед приходом гостей? Правильно — ВСЁ!
— Викентий Георгиевич, смотри, кого я привел!
Да вот мне, блин, сейчас самое время смотреть, кого там притащил мой неугомонный поручик! Тут с шапкой не знаешь, что делать!
До сего момента я, хоть и будучи боярином, продолжал рассекать в обычном русском колпаке, пусть и отороченным не какой-то там белкой или лисой, а самым настоящим соболем. Но сейчас, когда на мой пир придут самые знатные люди Руси — мне нужно соответствовать! А для этого мне нужна высокая меховая шапка, без которой боярину — как лондонскому денди без цилиндра. А у меня ее нет! Вернее — есть, от Сисеевых осталась, шапка просто отличная, из шкурок с соболиных горл, бояре, несомненно, бы ее оценили. Но, к сожалению, моль оценила ее раньше и выжрала здоровенную проплешину прямо в центре. Теперь и надеть стремно и выкинуть жалко.
— Представляешь, — Ржевский воспринял мое молчание, как согласие выслушать его историю, — иду я по улице. Подходит ко мне девочка, маленькая, глазки печальные и говорит мне: «Дяденька, дяденька…».
В этом месте я поперхнулся и уронил свою несчастную шапку. Уж очень этот зачин напоминал начало ОЧЕНЬ пошлого анекдота про того самого поручика Ржевского.
—…вот я и привел ее к вам, — Ржевский наклонился и подал мне откатившуюся шапку.
— Ага, понятно… А зачем?
— Так я же сказал!
Блин. Что-то я пропустил в этом рассказе…
Я посмотрел на ту самую девочку, робко прятавшуюся за спиной поручика. Действительно — маленькая, лет десяти от силы, худенькая, до такой степени, что не то что за удочкой — за леской не увидишь. Ручки тоненькие, ножки тоненькие, из большого у приблуды только глаза на пол-лица и уши, торчащие из волос. Ха, да она же Любаву из мультика напоминает, только та побойчее будет.
— Ну и зачем ты мне? — наклонился я к ней.
Девчоночка опустила глаза и что-то прошептала.
— Что? — у меня начало закрадываться нехорошее подозрение, что поручик, от широты души, решил подарить мне этакую лоли-любовницу.
— Я Слово знаю… — прошептала «лоли».
Фух. Ржевский все же оказался вменяемым.
— Какое… как тебя зовут вообще?
— Ав… Ав… Авдошка.
— И какое слово ты знаешь, Ав-ав-авдошка?
— Золотое…
Я поднял взгляд на Ржевского. Который сиял так, как будто принес мне мешок золота, а не эту Ав-ав.