— А мой подарок, вы его смотрели? — подозрительно спросил Пётр Алексеевич, глядя на гору подарков.
— Дайка угадаю, ты мне шашку подарил? Или статуэтку всадника?
— Ещё и энергетический револьвер.
— Ох, не знаю почему вы все решили, что раз я офицер, то дарить мне нужно исключительно оружие и всё связанное с военной тематикой, — пробурчал мастер, который быстрее всех разделался со своим супом. — Я вот растениеводством начал увлекаться. У меня целый парник, современным, даже какие-то магические приблуды купил для ускорения выращивания растений. А шашку я пол века уже не держал. И не хочу, навоевался, знаете ли.
— Растениеводство? — как-то неуверенно спросил Пётр Алексеевич и едва сдержал ухмылку. — Вы?
— Да, Петя, я! Доживёшь до моего возраста, поймёшь какого это! Останешься один, на пенсии, со своими медалями, Государь выявит благодарность и объявит о заслуженном отдыхе! Затем тебя отправят в тыл, занимается обучением… а стоп, через это ты уже прошёл. Но никак не можешь смириться с тем, что на фронте ты уже не нужен. Ты просто старик, единственная задача которого передать знания и всё. Год, второй, десятилетие… Тебе ещё века не исполнилось, однако ты уже заметил, да⁈
Мастер вдруг перешёл на крик и начал подниматься с места, его трясло, а эмоции отражались не только в голосе, но и в глазах, и даже ментальном пространстве. Он уже полностью встал и продолжал говорить, обращаясь к Петру Алексеевичу:
— Видел, да⁈ Как сменяются поколения, как времена определяют нравы, как вчера быть офицером было почётно, а сегодня уже злые языки называют нас предателями Родины, желая увидеть наши головы на пиках. И за ними идёт молодёжь, которая ничего не видела и ничего не знала, но как же горячи их сердца, как громки лозунги и как больно видеть, что о все твои достижения вытирают ноги. Столько людей умирало! Я вёл солдат в бой, когда было нужно первым шёл в первых рядах, чтобы взять очередной форт! На моих руках умирали благородные офицеры, я слышал, как гусары кричали: «Кто доживёт до сорока, тот подлый трус!» и всадники мчались прямо на пушки!
И с каждым словом мастер начинал всё сильнее краснеть, давление его поднималось, руки уже совсем тряслись, а из-за нестабильности эмоций начал меняться ментальным мир, вызывая изменения уже и в физическим. Потух огонь в камине, свет больше не падал через окна. А мастер продолжал:
— А теперь что⁈ ЧТО ТЕПЕРЬ⁈ Генералы сидят в тылу, в своих блиндажах! Наши сержантские корпуса уступили место прусским! Предатели и трусы устраивают мятежи! ВЗРЫВЫ в столице! Губернии, которые мы защищали от пруссов, французов, турков… они теперь хотят независимости, хотят отделиться и ничего уже не помнят! А завтра… завтра они снесут все памятки, хотя я лично помню, как их предки с радостью встречали нас с хлебом и солью! Они сами в честь меня и других героев называли города и сёла!
И мастер вдруг ослаб. В голосе его звучала вся накопившаяся за столько времени боль. Как менталист он обладал отличной памятью. Помнил лицо каждого погибшего солдата, как ядра разрывали плоть и как горели города. И ему не было обидно за себя, его гневило то, что те мужчины и юноши отдали жизнь за… за это?
— Я думал наши подвиги никогда не забуду… — произнёс мастер и ноги его подкосились, после чего он упал обратно на свой стул. — Каким же я был дураком… наивно было так считать, историю же и при мне переписывали. Но всё же… сердце кровью обливается. Даже из дома выходить не хочу, а то может уже медного всадника однажды не найду…
— Мой господин, вам нельзя волноваться, — тихо и сухо отчеканил дворецкий, который наполнил чайник и наливал ещё чай. — Медного всадника никогда не снесут, не посмеют. И не всё так уж и плохо, вот тот же Александр, смотрите…