Глава 9
— Атака захлёбывается, Саш, — произнёс мастер, окинувший своей волей поле боя. — Наши солдаты умирают. Соберись.
Я же находился в полной концентрации, в тылу, куда не долетали залпы артиллерии. Плюс ещё укреплённый портативным генератором барьеров блиндаж. Также я окружён резервами, элитными частями и даже телохранителями императорской семьи.
Да, мастер запретил даже телохранителям вступать в бой. Как и мне не позволялось помочь солдатом, ринувшись в бой. Это ужасно угнетало, я даже пару раз чуть не сорвался, однако мне просто не дали сбежать. Сам мастер пусть и выглядит старым, но он чудовищно силён. Телохранители также мыслили на перспективу и полностью содействовали моему наставнику, хотя вроде как должны были слушаться именно меня по указанию Ольги Николаевны.
Поэтому единственным способом помочь солдатом являлось освоение техники. Кровь и смерти должны стать моим мотиватором. Ужасно цинично, невероятно жестоко и как по мне не справедливо. Жаль, что моего мнения никто не спросил.
— ЗАЛП!!! — кричали артиллеристы, после чего мир погружался в грохот орудий.
Работали миномёты, прибыл конвой с кадетами, которые уже разгружали новые снаряды. В это же время ещё дальше артиллеристских батарей в агониях кричали раненые бойцы. Громче всех вопил паренёк, которому отрезали голень, дабы спасти хоть часть ноги.
Я смотрел через призму эмоций и чувств, но они были такие разные. Страхи у всех почти одни, но каждый с ним борется по-своему. Кто-то вопреки здравому смыслу становится первым, как это делал сейчас ротный, крича: «За мной!». Другие оглядывались по сторонам и видели товарищей.
Сам погибай, а товарища выручай! Так завещал величайший генералиссимус. И каждый солдат, идя в бой не мог точно знать, кто именно попадёт в беду и кому оторвёт ногу, но было известно наверняка, что товарищ сделает всё и поставит на кон жизнь, чтобы тебя вытащить. И это чувство рождало в сердцах солдат уверенность, им было легче идти в атаку с таким пониманием.
Кто-то просто доставал перед атакой крестик. Многие мужики ещё продолжали верить в Бога и то, что он с ними в этот трудный час. Кто-то сочтёт это глупостью, но если эта вера даёт сил, то разве есть в ней что-то плохое? Да и мужик этот всю жизнь уже прожил, меняться уже поздно. Это его дети будут распространять атеизм и превосходство научного прогресса, в чём тоже нет ничего плохого.
И что я должен был им дать? Одним здесь ради защиты семей, другие ради себя, третьих погнали палкой, четвёртые вообще умирают в данный момент и помочь им… вероятно уже невозможно. Артиллеристы боятся, что их орудие рванёт, водители боятся налёта авиации… всем им нужны образы, реальные и настоящие, чтобы заставить их поверить в победу и собственную силу.
Я мог помочь каждому по отдельности, но прямо сейчас в атаку шли целых три дивизии! Три! Десятки тысяч людей, как я могу помочь им всем одновременно? Я говорю про великого Царя, и меня слышит едва ли половина. Про Веру и тут же у всех ассоциация с Богом, что вызывает порой сугубо обратные эмоции. Отечество… да многие плевать хотели на отечество, они здесь не ради Родины, а ради своих семей и ради мести врагу.
— Немцы идут в контрнаступление, — вдруг объявил связист.
Стальные вереницы рейха двигались на других участках, они собирались сделать котёл, пока три наших дивизии пытаются штурмовать позиции врага. Возьмут нас в клещи, создадут окружение и раздавят паровыми танками, которые уже сотнями поставлялись на фронт. Экономическая машина рейха достигла своего пика.
— Ты концентрируешься на одной роте, а должен покрыть всех! — рявкнул мастер, после чего из нашего штаба удалился один из генералов, дабы вступить в бой лично. — Мы так проиграем!