— Но… Кто это мог сделать? — Патриция даже растерялась.
Я знал ответ: Денница. Только он мог учудить такую гадость.
Патриция повернулась ко мне.
— Ты слышишь, Макс? — я не знал, могу ли двигать хоть чем-то, но постарался дать понять, что слышу. — Тобой овладел паралич забвения, — сообщила девчонка. — Постепенно ты превратишься в тень и будешь вечно и неприкаянно блуждать по полям асфоделей… Мне очень, очень жаль. Но скоро ты всё забудешь и…
В её глазах показались самые настоящие слёзы. Огромные капли катились по щекам одна за другой, срывались с подбородка и падали, падали ей на грудь. Впитывались в огненную ткань, под которой соблазнительно просвечивали…
— Ты куда смотришь, Макс?
Я моргнул.
Чувствовалось, что онемение постепенно проходит — у меня нестерпимо кололо кончики пальцев, копчик и… ещё кое-что, о чём в приличном обществе лучше не упоминать.
— Ты что, не умираешь?..
В голосе её было столько удивления, что я не понял: радуется Патриция этому событию или наоборот.
— Полагаю, организм господина Макса оказался резистентен к яду, содержащемуся в лотосовой настойке, — бесстрастно прокомментировал Иск-Ин.
Вот интересно: он всё видел. Так почему не предупредил?..
— Мефистофель, почему ты не предупредил Макса о том, что он собирается пить смертельный яд? — строго вопросила Патриция.
Иск-Ин не ответил.
— Мефистофель? — снова, ещё строже спросила Патриция.
— Простите, госпожа, я не думал, что это важно.
— Но настойка асфоделей смертельна для людей!
— Принимая во внимание, что господин Макс — не человек…
Девчонка повернулась ко мне. На лице её появилось задумчивое выражение.
— Об этом я помню, — сказала она. — Но мне казалось, в нём всё ещё достаточно от человека…
— Извините, госпожа. Приношу свои извинения.
— О, Макс!
Неожиданно Патриция бросилась мне на грудь. Обняла, прижала к себе, а потом начала покрывать моё лицо поцелуями.
Я не шевелился.
Речь-то ко мне вернулась, как и двигательные функции. Но я что, дурак?.. Девушка даёт выход эмоциям, кто я такой, чтобы ей в этом отказывать?
Так что пускаться в долгие рассказы про загадочных фей-крёстных, давших мне защиту от любого яда, я не стал.
Хотя надо будет как-нибудь навестить старушек, сказать спасибо.
Патриция тем временем нашла мои губы и…
ОГО-ГО!
Руки её нежно, но настойчиво заскользили по моему телу, и остатки паралича улетучились, как белых яблонь дым.
А шаловливые пальчики тем временем добрались до ширинки…
— Макс! — она отпрянула столь же стремительно, как пару минут назад бросилась в атаку. — Ты… слишком быстро пришел в себя, — отодвинувшись, Патриция оглядела меня с ног до головы. — Да ты здоров, как бык!
— А тебя это огорчает? — я потянулся к ней сам, в надежде получить ещё один поцелуй. — Любишь развлекаться с трупами? Я могу притвориться…
— Идиот! — она чувствительно стукнула меня кулачком в плечо. — Я же испугалась, как ты не понимаешь…
— Мне было приятно, — не обращая внимания на удар, я придвинулся ближе и заключил её в объятия. — Поволнуйся ещё немного. Пожалуйста.
Последнее слово я выдохнул ей в губы и томно смежил веки.
А в следующий миг получил тычок под рёбра.
— Да что случилось-то? — меня перекосило на один бок. — Никак не могу понять: тебе что, было бы приятней, если бы я весь посинел и умер?
— Ты — двуличный, скользкий, неблагодарный…
Она принялась колотить меня по всем местам — только и оставалось, что прикрыть самое ценное и терпеть.
Пару минут Патриция работала кулачками, как маслобойка.
А потом успокоилась.
Громко высморкалась в салфетку и плеснула себе чего-то ярко-синего. Слава Люциферу, из ДРУГОЙ бутылки.
Не успел я вякнуть, как она залихватски хлопнула рюмашку и быстро закусила чем-то хрустящим, с лапками.
— Что?.. — спросила она, почувствовав мой взгляд.
— Я думал, ты трезвенница, — наконец выдавил я первое, что пришло на ум.
Перед глазами всё ещё стояла картинка того, как что-то извивается между её губ…