В спальне — незастеленная кровать. Вокруг неё — сотни приколотых к стенам рисунков. Анатомические наброски насекомых, крыс, собак и лошадей. Эскизы мокриц, эскизы голубей. Подробные карандашные зарисовки всего, что Эрик когда-либо ел. Каталог живых блюд Эрика: каждый рисунок подписан и датирован. Каждый как подтверждение легенды: ты — то, что ты ешь.
Под кроватью, в большой серой папке хранились другие рисунки. Особенные рисунки, которые не должна увидеть домовладелица, если ей вздумается зайти в квартиру когда он будет на работе.
На них было нарисовано то, что Эрик никогда не ел, но хотел бы попробовать. Новорожденные младенцы, едва появившиеся из матерей, всё ещё теплые и парящие, как приношение из священной печи. Последы: Эрик всё отдал бы за возможность съесть плаценту, зарываясь лицом в горячий едкий хрящ. Мужские лица; детские бедра. Ломти женских грудей. Эрик тщательно зарисовывал их во всех деталях, старательно растушевывая пока ребро его ладони не становилось серебристо-черным от стёртого графита.
Позже, когда солнце село за крыши и в доме стало совсем темно, Эрик направился в гараж. Он положил ладонь на зеленую, вспучившуюся от непогоды краску. Он не сказал ничего, просто закрыл глаза. Иногда Эрик чувствовал, что не принадлежит этой планете. Иногда — что он владеет ей, а все остальные вторгаются в его личное пространство.
Он повернул ключ в йельском замке и открыл раздвижные ворота. Они всегда жалобно скрежетали, даже после того как их смазали три или четыре раза. Эрик шагнул во тьму гаража и почувствовал запахи кожи, пыли, старого машинного масла, и преобладающий над всем запах крови и отчаяния.
Эрик закрыл за собой дверь, затем включил свет. К потолку гаража, сложной системой крюков, шкивов и грузов, были подвешены шесть или семь животных — собаки, кошки, кролики и даже коза. Их челюсти были крепко замотаны леской, чтобы они не могли издать ни малейшего звука, даже будучи подвешенными на крюки и проволоку, которые причиняли им бесконечные, неослабевающие муки. Большинство из них были искусаны там и тут. У черного лабрадора отсутствовала плоть на задних лапах, и в воздухе мотались лишь кости. Глаза козы были высосаны из глазниц, а вымя было разорвано и частично съедено, как огромный кровавый пудинг.
Эрик брал жизнь везде, где только находил. Эрик съедал всё, что жизнь ему предлагала. Он чувствовал себя сильным и мудрым и множественным, словно каждое съеденное им животное делилось с ним одним из своих инстинктов, или частичкой своего разума, своего естества. Эрик был уверен, что может бегать быстрее, балансировать лучше, острее ощущать запахи. Он был уверен, что может услышать собачий свисток.[4] Он был убежден, что сможет летать, если съест достаточно много живых птиц.
Каждый вечер Эрик запирал дверь гаража, раздевался и складывал одежду на венский стул, стоящий для подобных случаев возле стены. Потом обнаженный Эрик кормился, пытаясь оставлять каждое животное в живых как можно дольше. Ничто не сравнится с взглядом в глаза животного, пока ты пережевываешь его плоть. И перевариваешь её. Иногда, обнаженный, он приседал и испражнялся перед качающимися и страдающими животными, чтобы они могли стать свидетелями своей финальной участи: безжизненно упасть на замасленный бетонный пол!
Однажды, жарким вечером августа 1963-го, Дебора Гиббс подошла и присела на бюро Эрика. На ней был короткий белый топик без рукавов и зеленая мини-юбка; подняв взгляд, Эрик мог увидеть резинки красновато-коричневых чулок; бледные, пухлые ляжки и белые трусики.
Сэнди Джаррет из отдела разработок поспорила с Деборой на десять шиллингов, что та не уговорит Эрика пригласить её выпить. Сэнди пряталась за перегородкой из рифленого стекла и пыталась сдержать хихиканье. Эрик видел, как покачивается её рыжая прическа.
— Интересно, что ты делаешь сегодня вечером, — сказала Дебора.
Эрик вытер кисть и внимательно посмотрел на неё сквозь черепаховую оправу очков.
— Ничего. А что?
— Не знаю. Я вот подумала: может ты захочешь сходить в «Голубой задрот».
— Куда? — Эрик покраснел.
— О, прости. Мы так называем «Голубой Грот». Это паб на Хилли-Филдс.
— Почему я должен идти туда? — спросил её Эрик. Его белая рука неподвижно лежала на чертежной доске, словно была чужой и мёртвой. Ногти, безжалостно обкусанные до крови и едва зажившие, снова были обкусаны и снова кровоточили…
Дебора выгнулась и хихикнула. В соседнем офисе хихикнула Сэнди.
— Жарко же. Я думала, тебе понравится, вот и всё.
— Что ж… — сказал Эрик, пялясь на резинки чулок, разглядывая выпирающую плоть бёдер Деборы.
Они сидели возле «Голубого Грота», наблюдая, как полдюжины мальчишек играет в крикет. Эрик выпил две порции сидра и не спеша ел чипсы из пакета. Дебора пила апельсиновый джин и без умолку болтала.
— Сэнди говорит, что ты таинственный человек, — хихикнула она.
— Вот как?
— Она говорит, что возможно ты шпион, или что-то в этом роде.