— Не волнуйся, нормально все с ними. Даже с судна сняли почти без проблем. Один из матросов сейчас им зелень режет и кормит. Не рискнули на вольный выпас отправить, мало ли, какая гадость ядовитая попадется. Так что стреножили, и вон там, — он махнул рукой в сторону зеленой полосы, — по краешку зелени они и ходят. Отсюда просто не видно.
Путников кормили и жрец, не слишком колеблясь, принял из рук Анжелы миску с горячей похлебкой. Были у него какие-то подозрения или нет, кто знает, но он видел, что чужаки все ели из одного котла, и потому раздумывал всего долю секунды. Он вообще вел себя на редкость невозмутимо, хотя заметно было, что и люди, и оборудование лагеря, и корабль, стоящий вдалеке, произвели на него неизгладимое впечатление.
С ложкой, кстати, он справился прекрасно. Было совершенно понятно, что такой столовый прибор ему не в диковинку. Более того, закончив есть, он поставил миску на песок, встал и, подойдя к Фифе, довольно низко поклонился, приложив ладони к своей груди.
Анжела застыла с недонесенной до рта ложкой и растерянно оглянулась. Мужики смотрели чуть напряженно, никто не понимал, что нужно сделать. Она вложила ложку в пластиковую миску, также поставила ее на песок, встала со стульчика и поклонилась ацтеку точно так же, как и он ей.
— Не, ребята, надо быстрее доедать и начинать урок языка, — Рима, как и остальных, этот момент немного напряг.
Конечно, дядька ведет себя спокойно, но кто его знает, что там у него на уме на самом деле. Все же легенд о том, как ацтеки потрошили рабов на ступенях храмов, более чем достаточно.
В это время Скрип доел, и, подойдя к все еще стоящему «мексиканцу», с любопытством оглядывающему раскладной столик, где стояла кастрюля с похлебкой и лежали плоские сухие лепешки, приготовленные Фифой, склонился перед ацтеком.
— Слушай, Рим, как бы мне ему объяснить, что нужно пойти со мной?