— И в чем меня обвиняли?
Инок промолчал, не ответив на этот вопрос. Я вынул из мешка форму и начал молчаливо одеваться.
— Тебе следует знать, что княжеский род Смирновых вычеркнут из бархатной книги навечно, — этим он меня не удивил. О чем-то таком я уже догадывался. Впрочем, я нахмурился, чтобы не смущать своим беззаботным видом отца Олега. — Как и десяток других родов. Они сбежали из страны, распродав имущество, которое можно было продать незаметно и, не привлекая внимания. Все что осталось конфисковано в пользу казны. Тебе не достанется ничего, — на этом моменте он паскудно улыбнулся. Не такого поведения ждешь от Церкви, не такого...
Я снова не сдержался.
— Злорадство — грех, отец Олег. Гореть вам в адском котле.
Он вспылил. Замахнулся на меня четками, вновь вспыхнувшими белым огнем, но не довел руку до конца и не ударил. Лицо раскраснелось, глаза метали молнии, но руку он удержал.
— Я презираю таких как ты, мальчик. Думаешь, я поверю, что ты добился такой силы в своем возрасте без помощи оттуда? Если бы не прямой запрет отца Язона на твое повторное дознание, ты бы заговорил со мной другим тоном, сученыш.
Кинув мне под ноги словно подачку, мой военный билет и пару официального вида документов, он развернулся на пятках и ушел, оставив меня один на один с караульным. Тот мялся на месте и отводил от меня взгляд. Дверь в камеру осталась открытой.
Я поднял свои документы и проверил. В военный билет вписали мое новое звание, но должность оставили ту же. Я по-прежнему заместитель командира пятой роты. В гербовой бумаге, смятой пальцами отца Олега и расправленной мной, меня извещали о том, что мое дело находится на рассмотрении в боярской думе. Княжеский род Смирновых отныне предан забвению. В связи с этим я теперь Семен Бесфамильный.
Я перепроверил. И, правда. В военном билете мне сменили фамилию.
— Вы можете идти, старший лейтенант.
Очевидно, караульному было неуютно находиться рядом со мной. Он и так услышал много чего лишнего. Я промолчал и просто прошел мимо рядового, приложившего руку к виску. Поднявшись наверх, я проскочил через еще один пост охраны. Документов от меня не требовали, очевидно, они знали кто я такой, да и не было у них постояльцев кроме меня. Эти солдаты тоже старались меня не злить и смотрели куда угодно, только не на меня.
Я вышел на улицу и поежился. В весенней курточке было холодно. Январь он и в Крыму январь. Утром минус пять градусов. Я оглянулся. Здание, в котором меня содержали, было каким-то каменным домом в три этажа. Наверху жили офицеры, а большой подвал был переделан под помещение гауптвахты. Меня встречали. УАЗ роты с командиром Налбатом за рулем стоял прямо перед крыльцом дома. Я открыл скрипнувшую дверь и залез внутрь. Злость ушла.
Я не знал, что сказать и просто сидел, наслаждаясь теплым воздухом, что дул на меня из печки. Командир сам начал разговор.
— Били?
Я поежился. Вопрос был интересным.
— Нет. Жесткий допрос в первый день, а потом полная неизвестность.
Он промолчал. Завел двигатель, и мы поехали. Молчание затягивалось и я спросил.
— Как дела в роте?
— Сложно. Каждый день предпринимаем попытки атаковать. Много раненых. Удалось сдвинуть фронт глубже, но ценой существенных потерь. Командование не может ждать. Нельзя дать англичанам укрепиться в Крыму еще сильней.
— Свиридов, Стародуб, Купельманн, остальные лейтенанты. Как они?
— Живы. Постоянно вспоминают о тебе. Сам знаешь, нас не пускали к тебе на свидания. Кирюхин «в тайне» готовит праздничный обед.
Я улыбнулся. Все же не забыли меня.
— Солдаты тоже вспоминают о тебе с теплотой. Ты хороший командир, Смирнов.
Я вяло поправил.
— Бесфамильный.
— Слышал, — сурово кивнул Налбат. — Даже в газеты просочилось. Десяток старых, казалось, верных отчизне родов сбежали, бросив родину. Их вычеркнули из бархатной книги. Только думается мне, сбежали они не от войны, как почему-то решило большинство. Мы то с тобой знаем, что произошло у нас в роте и как казалось обычный солдат утер нос отцу Олегу. Только вот сделал он это оригинально. Не видел еще тех, кто может превращаться в зловонную лужу, — командир хмыкнул. — Нехорошие вещи происходят, Семен, и как я не люблю Церковь, стоит отдать им должное, панику они подняли не зря. — Налбат посмотрел на меня. — Ты так и не вспомнил, кто этот солдат? Откуда он тебя знает?
Я покачал головой.