Промаялись мы так, пока и впрямь не подул ветер и не разогнал туман. Тогда и Альрик отыскался. Он пришел со стороны прибрежных скал, хмурый, быстро оглядел корабль и сказал отчаливать.
Мы столкнули «Сокола» в воду, сели за весла и споро отошли от берега на несколько перелетов стрелы. После того хёвдинг сказал поднять весла и осмотреть, всё ли в порядке. Фридюр и сын сидели в своем крохотном домике. Рядом Булочка, впереди нас сидели Плосконосый и Живодер, дальше двое из наймитов, но сейчас на одном из их мест был Офейг. Его легко можно было угадать по длинным по пояс светлым волосам, которые он заплел в бабью косу.
Ледмар поднял доски, заглянул под палубу, нет ли где трещин. А я указал Альрику на Офейга.
— Рогатина пропал. Сбежал, пока туман стоял.
Хёвдинг безразлично пожал плечами.
— Дурень. А ты, Слепой, чего ж не ушел с ним?
Угрюмый наймит неохотно ответил:
— А куда уходить-то? И зачем? На тебя я уже посмотрел, понял, каков ты. А на острове поди узнай, каковы порядки.
— И что, Рогатина тебя не звал с собой?
— Звал. Но он и вправду дурень. Вечно бежит, ищет чего-то, думает, в других местах жизнь слаще и бабы толще. Он же меня к Йору и затащил, хотя сразу было видно, что дело тухлое.
— А теперь ты с ним не пошел.
— Не пошел. Ежели они сами к тебе в хирд просятся, да вон тот даже рану отхватил, убегая из родных мест, знать, несладкая тут жизнь.
— Добро. Теперь без роздыху в Сторбаш!
И мы снова налегли на весла.
После ухода с Бриттланда мы почти не сходили с корабля, словно возмещали долгие месяцы на суше. Бриттланд, Сторбаш, Мессенбю, Туманный остров, снова Сторбаш.
И хотя мы не принесли жертву Нарлу-корабелу по весне, морской бог был милостив к нам, не обрушивал на нас шторма и бури, не закруживал по китовым дорогам, не насылал тварей. Потому мы благополучно вернулись в мой родной город. Хотя в этом была и заслуга Бессмертного. Он почуял, что скоро нагрянет шторм, предупредил Альрика, мы налегли на весла и успели вовремя добраться до сторбашевской пристани.
Только мы вошли в бухту, как с неба обрушился сильнейший ливень, так что причаливали мы и привязывали «Сокола» вслепую, под мощными потоками воды. Я держал вымокшие шкуры над женой и сыном, пока мы не добежали до отцовского дома.
Ввалились мы нежданно и не в самом приглядном виде. Хотя еще было рано, но под таким ливнем дел никаких не поделаешь, и родители уже собирались отправиться на боковую. Мать распустила волосы, отец снял верхнюю рубаху…
— Отец, мать. Вот моя жена Аднфридюр. И сын, пока без имени.
Все замолчали. Потом мать спохватилась.
— Да что же вы сидите, непутевые! — напустилась она на рабынь. — Ну-ка, залейте масло в лампы, разожгите огонь! Видите же, они совсем вымокли! А ты чего застыл на пороге? Веди жену сюда! Пойдем, я дам сухой одежды! Малыш-то не застудился? Надо протереть его барсучьим жиром! Пойдем-пойдем! Нечего стоять. Сначала просохнешь, согреешься, а уж потом всё, как надо, сделаем.
Дагней уволокла Фридюр с ребенком к сундукам с рухлядью. И оттуда доносились лишь мамины возгласы: «А худющая какая!», «Молока хватает? У нас коровье есть, сегодня надоили», «Глаза-то Каевы».