Императора отбросило на спину, и патриарх Афанасий сначала с недоумением, а потом с ужасом смотрел на торчащие из груди стрелы, воткнувшиеся почти по самое оперение. С такими ранами не живут, и появись сейчас ангел небесный, и тот оказался бы бессилен.
— Схватить злодеев! Живыми брать! — скомандовал патриарх, указывая посохом на ближайшие крыши.
— Бей злодеев! — радостно подхватила толпа, воодушевлённая редким зрелищем убийства императора. — Хватай их!
Разумеется, стрелков уже и след простыл, но константинопольскую чернь это не остановила и не смутило. Сбежали? Значит, нужно найти, схватить и покарать. Они же наверняка спрятались в самых богатых домах, ибо мощные лук оружие очень дорогое, и не каждый горожанин может его себе позволить. Только богатеи. Они во всём виноваты!
И началась потеха, случающаяся в ромейской столице с удручающей регулярностью. Но тут как бы и не бунт совсем, а акция возмездия, почти что благословлённая самим патриархом Афанасием. Толпа врывалась в дома, в таверны и в лавки подобно саранче на пшеничное поле, оставляющей после себя лишь голую землю. Владельцы пытались сопротивляться, но много ли они могли сделать? Опытный мечник, а встречались и такие, положит человек пять или даже десять грабителей, но потом его задавят массой и завалят мясом — инстинкт самосохранения у разгорячённой пролитой кровью толпы иногда достигает отрицательных величин.