Лавиани добралась до кормовой части, и здесь потребовалось усилие, чтобы залезть наверх. Если бы не нож, способный резать кость, который без труда входил в плотную мореную древесину, пришлось бы туго. А так благодаря клинку, ловкости и цепкости пальцев сойка за считаные минуты очутилась у кормовой каюты.
Окна — здесь были именно окна, высокие и квадратные, подходящие больше прогулочной лодке богатея из Пубира, чем военному кораблю, — распахнуты, из них лился тёплый, манящий свет. А еще умиротворенным сверчком звучал одинокий уд — кто-то неспешно перебирал струны музыкального инструмента.
Она осторожно заглянула в каюту, просторную, полутемную, где горели три восточных фонаря, бросая на стены фигурные тени от резных решеток, за которыми едва танцевало пламя. А затем одним слитным движением перемахнула через окно внутрь, мягко приземлилась на пушистый густой ковер, заливая его капающей с одежды и волос соленой водой. Музыкант оказался прямо перед ней, и Лавиани приставила к его горлу нож, ощутив полотном шершавую кожу под кадыком и как бородка колет запястье.
Музыка оборвалась, но последняя нота, тоскливая, все еще звучала из-за потревоженной пальцем струны. Женщина, лежавшая на кровати в короткой рубахе из черного шелка и в широких штанах такого же материала, вздрогнула, вскинулась, приподнимаясь на локте, отчего её длинные многочисленные косы, которые сойка бы не сосчитала и за минуту, разметались по плечам и постели.
Несколько секунд они смотрели друг другу в глаза — маленькая красивая карифка и чуть сутулая седовласая сойка.
— Не надо причинять Тиру вред. Он не опасен, — попросила южанка.
Лавиани была иного мнения. Этот Тир был хоть и невысок, но крепок, а его мускулистые запястья выдавали недюжинную силу. Так что сойка проигнорировала просьбу и не только не убрала нож, но и вдавила его поглубже, выжав пару рубиновых капелек.
Левой рукой она вытащила из ножен музыканта кривой кинжал, выбросила в окно.
— Довольно необдуманно приходить без приглашения. — Карифка и бровью не повела, плавно, точно пантера, выпрямилась и села, подобрав под себя ноги. В ней сойка не заметила никакого страха, лишь живой интерес к происходящему. Женщина с косами скорее походила на азартного игрока, предвкушавшего увлекательную партию, чем на испуганную жертву. — Красивый ковер. Мне он нравится. Если ты все же вскроешь горло моему доброму слуге, то позаботься, чтобы кровь не пачкала убранство каюты.
Лавиани прислушалась, но за дверью была тишина, никто не собирался врываться к ним в ближайшую минуту.
— Я знаю тебя, — между тем продолжила карифка. — Ты та седовласая сука, что убила любезного моему сердцу Бати.
— Говоришь прямо, и не заячий хвост. Ты мне нравишься, — усмехнулась Лавиани. — Совсем чуть-чуть. Отдай своему псу правильный приказ.
— Не чини ей препятствий. Выйди. Никому не сообщай, что здесь происходит. Сторожи дверь.
Он аккуратно положил инструмент, волком зыркнул на сойку, поклонился хозяйке, вышел. Лавиани задвинула засов, лишь на мгновение отвлекшись от карифки.
Та уже стояла на коленях, натягивая тетиву лука, который до этого скрывался под откинутым теперь одеялом. Стрела с широким зазубренным наконечником смотрела в живот сойке. Она знала, что легко избежит ее, но все равно где-то в кишках неприятно засвербело.
— Ловко, — оценила Лавиани. — Каков следующий ход?
Та хищно, словно маленькая змейка, провела розовым язычком по губам и опустила лук.
— Зависит от твоих целей. Ты пришла от нее или по собственному желанию?
— Руководствуясь предчувствием. — Сойка не стала подходить близко, чтобы не провоцировать лучницу. Нет. Лука она не боялась, но, если все завертится, придется причинить карифке какой-то вред. Поднимется шум, в дверь начнут ломиться, и все выйдет из-под контроля. — Нет. Шерон не посылала меня, герцогиня.
— Так ты знаешь, кто я. — Женщина удовлетворенно кивнула. — А я вот не знаю, кто ты. Кто может так легко справиться с дэво в одиночку?