Приятель аж зажмурился от представленного удовольствия и громко сглотнул.
— Зато у нас к следующему году столовую-фабрику построить собираются на пять сотен мест! — в ответ зашептал Макар.
— Когда это ещё будет? А котлеток прямо щас хочется!
В этот момент наш политинформатор замолк, собираясь с мыслями и дыханием, а со стороны входа в цех громкий голос раздался:
— Товарищи, а что, проститься с погибшим товарищем никто из вас не желает? — Это начальник цеха, Иван Терентьевич Балашов заглянул, чтобы поторопить работников на прощание с телом мастера.
Все отвлеклись на голос руководителя, кто-то уже спиной к оратору, всё так же возвышающемуся над толпой рабочих, развернулся. И никто, кроме меня, не заметил, каким, полным явной неприязни взглядом, окинул Юхтин прервавшего его Балашова. Но вслух новый мастер ничего не произнес. Понятное дело, проститься с погибшим на производстве рабочим, да еще таким заслуженным — это святое!
И всё же, что это за подковерно-заводское противостояние я углядел?
Сразу после обеденного перерыва мы выдвинулись практически всем цехом на место прощания. Я, разумеется, в компании с Ванькой и Малышом потопал. Вышли за проходную, охранник на входе сосредоточенно сидел, пересчитывал выходящих. Даже пальцы загибал для надежности. Похоже, ему для отчетности необходимо. А я, признаться, думал, что вся эта бюрократия с бумажками только во времена Сталина началась, а до того полная анархия пополам с «демократией».
Прощание проходило во дворе красного кирпичного дома, стоящего недалеко от заводских территорий. В подобных зданиях мастера проживали да инженерный состав. А пролетариат — чуть дальше, в «бараках» попроще. Но тоже в шаговой доступности от производства. Оно и понятно — общественного транспорта ведь в этой части города еще нет. Сейчас от наших районов только пара маршрутов трамвая к центру города проложено, но и те к заводам вплотную не подходят.
Трамваи — они ведь больше там, где госслужащие, конторы да лавки НЭПманские. Что почти сплошь в центре располагаются…. Так, это я отвлекся чего-то. Народ с покойным принялся прощаться, вдова и еще несколько пожилых теток в черных платках от этого расчувствовались еще сильнее. Вместе со всеми сделал подход к телу. Вроде опытный был человек Трофимыч, и чего он к тому паровому котлу полез?…
Гроб с телом погибшего водрузили на телегу, флегматичная лошадка пошагала вдоль по улице по направлению к кладбищу. Часть скорбящих двинула следом. Мы не пошли: нас родной завод дожидался. Впрочем, по пути туда я метнулся мухой в аптеку, — как раз мимо проходили.
— Простите, есть у вас в продаже вата?
Вата в аптеке была. За мои кровные двадцать три копейки, между прочим, двадцатик — серебряный, мне вручили увязанный в серую оберточную бумагу небольшой тючок размером чуть меньше моего кулака. Ну, хоть уши теперь останутся целыми.