В полном молчании он поднялся и остановился перед Повелителем и Хранительницей.
— Я привел кентавров, — сказал он вместо приветствия.
— Я вижу, — кивнул Лаким. — Но ответь, где ты нашел их? И что делал в Зоне, Свободной От Волшебства?
Эльф вздохнул.
— Горные ведьмы выращивали там виверн невероятных размеров, — сказал он.
— И это нам известно, — ответил Повелитель. — Но неужели тебе вздумалось доводить нас до безумия своим исчезновением только ради того, чтобы узнать, кого там выращивают горные ведьмы? — маска спокойствия вдруг начала ломаться, и на лице эльфа отразились давно сдерживаемое волнение и опасения, оттененные болью от разрыва с другом.
— Ты простишь меня? — спросил Ирелант.
— Если бы ты знал, сколько мучений приносило мне воспоминание о нашей последней встрече, когда я думал, что мы больше не увидимся на этом свете! — медленно произнес Лаким.
— А твой запрет? — снова задал вопрос Ирелант.
— Какой запрет? — нахмурился Повелитель.
— О том, что я не могу входить в твой дворец и в… совет, — немного помедлив, закончил эльф и исподлобья посмотрел на венценосного эльфа.
— Вряд ли тебя можно отлучить от дворца, — улыбнулся Лаким. — Ведь кое-кто очень желает тебя там видеть. А совет… Мне бы не хотелось лишаться ясновидящего, который давно занимается делами государства и хоть что-то в этом понимает!
Ирелант ещё несколько мгновений смотрел на Повелителя испытующе, словно ожидая, не махнет ли он теперь рукой и не рассеет эту только что нарисованную картину прощения, явившуюся как чудная мечта в его воображении. Сколько декадонов он скитался по лесам, несколько раз поворачивая к Фиалику и вновь останавливаясь и улетая в далекие нежилые земли. О, он всей душой тянулся сюда, но едва только счастливое решение вернуться овладевало его сердцем, тут же жестокая память поднимала перед его глазами ужасный день, когда Сенеренталь пришла во дворец как Стражница. А он был изгнан… И снова недоумение, возмущение и ужас Повелителя из-за его поступка он переживал так, словно это его самого предали и хотели оставить погибать. Тогда эльф терял надежду и в глухом отчаянии летал над тучами, сгущавшимися над Танмере, и блуждал по голым лесам.
Потом, когда выпал снег, всё вокруг изменилось. Ирелант почувствовал, как словно очистилось и обновилось само его сознание и блеснула в голове мысль, которая никогда не посетила бы его прежде, если бы не этот снег. Мысль эта заключалась в том, что нужно было сделать что-то очень важное для Танмере, чтобы доказать свою верность. В ЗаСОВ его привела небесная сила. Случай за случаем, мысль за мыслью крохотные клочки информации о ведьмах толкали его туда, а когда эльф очутился там неожиданно для себя самого и оглянулся назад, то понял, что именно сюда ему и надо было. И тогда Ирелант нашел кладки невылупившихся виверн.
— Подожди! Я ведь не сказал тебе, что делал в ЗаСОВе! — вдруг вспомнил Ирелант.
Лаким смотрел на стоявших внизу кентавров, но при этих словах сосредоточил взгляд на говорившем.
— Нерожденных виверн было около трех сотен, — проговорил эльф. — К сожалению, это были уже не первые животные, и, сколько их вылупилось прежде, я не знаю. Но этих трехсот Агвирон не получила…
— Как? — тихо спросила Дорелея. — Как ты смог это сделать? Без магии и помощи стихий?
— Мечом и камнем, — ответил Ирелант. — Больше там ничего не было. А о кентаврах я вспомнил позже. И нашел их в таинственных рощах за ЗаСОВом. Они сами вызвались помочь нам. Мне даже не пришлось прибегать к своему дару красноречия и убеждения… Так что я практически ничего не сделал!