Яблочные дни. Клинки и короны

Однако хуже всего самозванцу приходилось в покоях принца. Нет, сюрпризом было не то, что тот содержал для своих мимолётных девиц целую гардеробную, из которой они уносили домой столько нарядов и украшений, сколько могли. Будучи камергером, Сезар следил за порядком в ней. Играя принца, не оставлял любовниц без подарков. Но он не знал, не имел права знать, что Райнерито хранит куклу рано умершей сестры, свою первую шпагу, собственные стихи, переплетённые им самим, ранние сонеты  Сезара. Самым же большим, неловким откровением стала дверца в молельню, спрятанная за тапестри на диво благопристойным. Сезар заглянул внутрь только раз. С фрески во всю стену на него кротко посмотрела златовласка, облачённая в тунику до колен. Были времена, когда Блозианка носила земные одежды и походила на женщину не меньше, чем на святую. Сезар не переставал удивляться, как в Райнеро уживались высокая отчаянная любовь к Деве и другие… качества.

Где ты, король? Твой город,

То древний, то юный город

Занял чужак в короне,

Вечность твоей по крови.

Ай, пропадает город!

Это ль, король, не повод?

С солнцем ты, как с невестой,

Вставай наконец-то вровень!

Внутри словно раскололо молнией статую, скрытую под чужой личиной. Сезар изламывал перо на части, пинал ножку стола, извивался в кресле. Осколки вонзались в изнанку плоти, напирали, тщились пробиться наружу. Да, рвануть бы из самого себя! Рвануть бы прочь — вольным, лёгким, ничьим! Он покричал в потолок, пробитый квадратами кессонов, сквозь такой у него на глазах когда-то вылетел на волю дух. Надрывный и всё равно тихий, крик пугал, и Сезар подменил его стоном в кулак. Осколки внутри него опали на дно души и собирались лежать тихо-тихо. До следующего раза.

Сезар выдохнул, уронил взгляд на стопку чистой бумаги. Сегодня можно. Он напишет. Позволит сердцу плакать для той, которой не страшно доверить эту тайну и многие другие.