Это безумие, совершенно нелепо, но, несмотря на все, что произошло между нами, все мое тело горит. Зажатая между стеной и его мощным телом, жар его поцелуя заставляет меня чувствовать головокружение, пока мои руки не перестают давить на его грудь и вместо этого сжимают переднюю часть его пореза, сжимая кожу, как будто он воздух, а я изголодалась по кислороду.
От него исходит глубокий гул, полный одобрения. Мои чувства колеблются, и любая надежда сохранить здравый смысл быстро исчезает. Я хнычу от его мародерского поцелуя, отчаянно пытаясь не потеряться в нем, сохранить ненависть и гнев за все, что он сделал. Они — моя единственная надежда сохранить рассудок рядом с этим человеком.
Затем его язык врывается внутрь, один обжигающий поцелуй, и я теряюсь.
Моя голова гудит от желания, мое сердцебиение отдается в ушах. Как будто он осознает свое влияние на меня, он углубляет поцелуй. Его язык безжалостно грабит, и он целует меня так сильно, что его зубы царапают мои.
Когда он, наконец, поднимает голову, моя грудь вздымается, и я, вероятно, упала бы на пол к его ногам, если бы он не прижимал меня к стене.
Без его губ на моих, просачивается осознание ситуации. Звон посуды с соседней кухни и отдаленный звук голосов посетителей достигают моих ушей. Стыд и гнев заставляют мое лицо пылать.
— Спайдер, ты не можешь делать это здесь! — шиплю я, снова толкая его в грудь.
Он ухмыляется. — А я не могу? — он хватает мой подбородок пальцами и отталкивает мою голову назад, прижимая ее к стене так, что я ничего не могу сделать, кроме как беспомощно смотреть на него. Его глаза блестят, вызывая меня на бой с ним.
— Давай проясним одну вещь, — его голос такой грубый, что звучит почти демонически, — ты принадлежишь мне. Я могу делать с тобой все, что захочу, и никто тебе не поможет.
О Господи, он прав. Я видела, как люди смотрели на нас, когда мы входили сюда. Они боятся Бандитов. Никто не посмеет вмешаться.
Моя грудь быстро поднимается и опускается. Мой взгляд устремляется к пустому входу в зал. Его кулак сжимается вокруг моих волос, захватывая мою голову, не оставляя мне возможности, кроме как смотреть только в его пылающие, собственнические глаза.
— Пришло время что-то сделать с твоей гребаной стыдливостью. — Его губы насмехаются над моими, соблазняя меня погрузиться в его мир греха и разврата. — Я должен отвести тебя туда и согнуть прямо над столом. Сделав это прямо у всех на глазах.
Да помогут мне небеса, нет.
Не доверяя себе, чтобы говорить, я резко качаю головой.
Его рука отпускает мою челюсть и опускается к груди, скользя с коварной медлительностью по ней и вниз. Пальцы Спайдера останавливаются на поясе моих штанов, дразня мои страхи и заставляя мою кожу покалывать одновременно.
Затем возникает новый страх, быстро переходящий в панику.
Забудь, что нас кто-то видел. Если он решит взять меня прямо сейчас, для него будет почти невозможно не обнаружить бумажник, засунутый сзади в мои трусики.
Я отталкиваю его руку, не пытаясь изобразить смущение при мысли о том, что нас поймают. — Спайдер, пожалуйста. Кто-нибудь увидит!
— Мне насрать. Я уже говорил тебе раньше, мы не стесняемся этого дерьма. Перестань быть такой напряженной.
Его язык высовывается, обжигая мои губы пугающе открытой чувственностью, бесстыдством, от которого моя промежность ноет. У него есть я, я не выберусь из этого, и он это знает. Он действительно может делать со мной все, что захочет, он это знает и наслаждается этим.
Его пальцы играют с пуговицей на моих брюках, задерживаясь. Его губы парят в нескольких дюймах от моих, их жар дразнящий, искушающий.