Глава 4
С того трагического события прошло пять лет. Благодаря Забиякину мне удавалось очень удачно скрывать свою антимагическую сущность, и просто счастье, что я до сих пор оставался жив. Хотя странно было бы ждать иного. Кому я вообще был нужен? Физрук так запугал меня, что мне приходилось десять раз подумать о последствиях своих поступков. Поверьте, совсем нелегко подростку каждый день просчитывать каждый шаг и каждое слово.
– Спасибо, дядька Митрофан! – крикнул я на прощание с причала, возле которого несколько минут назад пришвартовался рыбачий каркас. – Я теперь только на следующие выходные смогу прийти!
Пожилой мужчина с густой бородой и такой лохматой шевелюрой, что на ней с трудом держалась старая фуражка с треснутым околышем, выслушав мой вопль, махнул в ответ рукой, прощаясь. На «Ушкуйнике» Митрофан Федорович был бог и царь; в своем хозяйстве он мог ориентироваться даже ночью или с завязанными глазами.
Капитан баркаса с экипажем в пять человек каждое утро выходил на лов рыбы в Ильмень, и только к вечеру, когда солнце касалось золотисто-багровым диском расплавленного серебра водной поверхности, поворачивал к берегу.
Но в выходные дни «Ушкуйник» оставался у причала, и матросы с остервенением наводили порядок на палубе и в помещениях. Для меня тоже находилось дело. Я драил бронзовую рынду, чтобы она блестела как новенькая и слепила глаза капитану, как сам выразил свое желание Митрофан Федорович.
Суббота посвящалась хозяйственно-уборочному дню, но если мы успевали до обеда навести порядок, то уходили в «плавание», и все красоты безбрежного водного пространства впитывались мною как губкой. Я уже не мечтал мчаться на тяжелом локомотиве сквозь огромные пространства империи, а все больше и больше ощущал желание ходить под парусами, вдыхать солоноватый, насыщенный запахами водорослей и йода морской воздух. Впрочем, мои желания находились в полной власти одного человека, плотно опекавшего меня. Я говорю о Забиякине, нашем приютском инструкторе-маге. Он всерьез следил за тем, чтобы я не вляпался в какую-нибудь историю и не раскрыл свои «способности».
Но говорят же люди, умудренные жизнью, любая тайна в самый неподходящий момент перестает быть тайной, как бы ты ее тщательно не хоронил в глубинах своей сущности.
До приюта предстояло пройти самые неприятные места Славенского конца. Ведь причал, где швартовался «Ушкуйник», находился неподалеку от Торга – своеобразного купеческого Двора, где в последнее время понастроили много торговых павильонов и зданий.
Проскочив причалы, я свернул по замусоренной и грязной дорожке до каменных лабазов, нырнул в узкий проход между ними и через несколько минут шел по Большой Михайловской, наиболее оживленной, особенно в субботу. В своей приютской одежде я выделялся среди горожан, разгуливающих по длинной улице, сверкающей огромными витринами магазинов, ювелирных и торговых лавок, бесконечных парикмахерских и кофеен. Уворачиваясь от столкновения с людским потоком я постарался побыстрее вырваться на менее оживленные улочки, и в конце концов неведомая сила занесла меня в тихий район, где стоял дом наместника Соловца.
Парочка хмурых охранников в черных пиджаках со зверским видом посматривали по сторонам, и любой, кто проходил мимо, старался ускорить шаг. Я прекрасно понимал этих мужчин. Стоя на солнце весь день, истекая потом под плотной тканью, и следя за порядком, не всегда сохранишь хорошее настроение.
– Чего вылупился? – неожиданно разлепил губы один из охранников, и ненароком приложил правую руку к отвороту пиджака. – Проваливай, не положено здесь торчать столбом! Живо!
Я знал, что у этих парней под пиджаками висят кобуры с пистолетами. Конечно, стрелять в меня никто не будет, скорее, решили постращать. Не дожидаясь проблем, я побежал. Мимо промелькнула высотная гостиница для богатых гостей, потом мужская гимназия, и вот я на Лерховской набережной, где меня и подловили.
Встреча вышла случайной. Я уже подбегал к мосту, когда толпа мальчишек, возглавляемая парочкой верзил лет восемнадцати, вывернула из-за угла желто-коричневого трехэтажного общежития, и о чем-то весело гомоня, направилась к мосту. Как же я забыл, что именно он являлся некой границей между двумя концами, и просто так на другую сторону ну никак не перебежать! Или же стоило вдоль Волхова пробираться, болван!