— Выпустите меня! — хрипел старик Тувалкаин из-за решетки, — Меня выпустите!
Да как, как мы тебя выпус…
— Настя! Разрыв-трава! Старик!
Ведьмочка, ничего не говоря, прыгнула к решетке, возле которой золотилась, среди прочих рассыпавшихся вещей, соломинка разрыв-травы. Подхватила, одним движением впечатала в замок…
Ба-бах!
Как будто гранату взорвали: в ушах зазвенело, осколки замка разлетелись в стороны, рикошетя о стены. Тувалкаин рванулся в раскрывшуюся дверь, я успел было подумать, что его сейчас остановят цепи…
Звякнуло — и цепи лопнули у самой стены, освобождая старого мастера. То ли от старости перержавели, то ли Тувалкаин нашел способ их тихонечко подпиливать.
Он вышел на свободу — и упал на колени. Упал — и принялся, что-то шепча, собирать с пола пыль и обломки.
Старый маразматик, блин!
Эть!
Острое колено ударило меня в пах — хорошо, хоть не в самое яблочко, иначе род Осетровских на мне бы и прервался — и Бесовка оказалась верхом на мне. Взлохмаченная, грязная, сарафан разорван, обнажая белое плечо до самой груди — левой, если вам интересно — и я бы не удивился, обнаружив на нем клеймо в виде лилии.
Но клейма не было, а вот злости в Бесовке хватило бы на десяток Миледи. Она, не задерживаясь, вцепилась мне пальцами в горло — и я понял, что воздух в моих легких внезапно закончился. Напрочь.
— Шшш!!! — хватка Бесовки ослабла, ее горло захлестнула ее же собственная золотистая коса, которой Настя теперь душила уже ее.
— Шшшш!!! — я сипел, пытаясь отодрать от своего горла стальные пальцы. Получалось плохо.