— Думаешь… апчхи!… что ты сможешь заставить меня уй…пчхи!…ти? Ничего у тебя не получится! Глупость ты какую-то придумал.
— Ага, конечно… — задумчиво произнес я, не глядя на бесовку.
Нет большей глупости, чем поверить на слово бесу. Здесь мамы с детства ребят учат: «Не суй пальчики в огонь. Не ешь холодный снег. Не верь бесам». Так что слушать, как бесовка мои действия критикует — я не стал. Особенно если учесть, что мне и без нее кажется, что я хрень какую-то придумал.
Но тут главное — не задумываться.
Я наклонился над ней, держа в руке…
— Что это? — хихикнула бесовка, — Перышко? Ой, не могу, ой, уморил! Ты меня пером напугать хотел? Ха-ха-ха! Ха-ха-ха! Ах-ха-ха!
Хохочет бесовка. А остановиться не может. Потому что этим самым перышком я щекочу ее босые пятки. Перышко хорошее, мягкое, от рыжего петуха. Может, и от черной курицы подошло бы, но петух — это птица, которую нечисть ненавидит, а рыжий цвет — об огне напоминает. К которому нечисть тоже без любви относится.
Я вот только оказавшись в здешней Руси узнал, что в аду, оказывается, вовсе нет света. Адский огонь — он черный, жжет, но совершенно не освещает.
— Ах-ха-ха-ха! Ах-ха-ха-ха!
И девочки мои тоже подключились. Я — левую ногу щекочу, Аглашка — правую. Тетя Анфия подмышки перышками обрабатывает, Клава, хотя и немного боится, вдоль ребер проходит.
— Ах-ха-ха-ха! Ах-ха-ха-ха!
Это только кажется, что щекотка — что-то смешное и безобидное. Но если человека слишком долго щекотать — у него и сердце остановиться может. До такого мы, конечно, не доведем, но уж сделать так, чтобы бесовка в буквальном смысле с ума сошла от хохота — это мы можем.
— Ах-ха-ха… ха! Ах-ах-ха-ха!
Уже задыхается, бедолага, заикается от смеха.
Из-за двери на нашу экзекуцию глядят Дита и Настя, с распухшим носом. Неосторожно нюхнула лавандовое масло. А как мы, по вашему, узнали, что у ведьм на него аллергия?
— Ах-ха-ах-ха-ах-ха!
Даже пальцы на ногах у бесовки подгибаются, до чего мы ее довели.
— А-ха-хааааааааа!