Армию составляло три рассвета – воинских единиц из четырех тысяч восьмисот шестидесяти человек как пеших, так и конных, которые в свою очередь делились на двадцать семь светил или пятьдесят четыре искры. Почти пятнадцать тысяч воинов беспечно вдыхали ночь, уверенные в новом солнце и в завтрашнем дне. Тальинды зажаты у гор Каргрим армией Глефора с юго-запада и войском серебряного всадника Мирадеона из Сребимира с северо-востока. Завтра должна состояться решающая битва, которая загонит тальиндов под землю, откуда они и вылезли. А чтобы обрушить гору и завалить подземный проход в армии Глефора было два десятка магов. Так они и действовали ранее: солдаты истребляли либо загоняли тальиндов обратно в норы, маги запечатывали проходы. За три года армия мусотов прошагала весь континент, выискала и обрушила десятки туннелей. Дважды им казалось, что враг разбит окончательно, но вскоре обнаруживались и новые ранее незамеченные тропы. Разведчики докладывали о десяти тысячах тальиндах, затаившихся в тени гор. Каждый из них не превосходил силой опытного солдата Глефора, а уж против объединенного войска тальинды не будут иметь шансов победить.
Так близка победа и так близко возвращение домой. Три года не видел он матери и брата. Об Ульфине он вспомнил в последнюю очередь. Никакой любви, брак по расчету. Когда по всему Сиридею стали появляться тальинды, мусотам потребовалась твердая рука, за которую они ухватятся. Женившись на наместнице Лесгароса, вполовину его старше и вдесятеро сварливей, Глефор вернул наследственное право вести народ, которое его отец так усердно топил в трактирах. Скоро, очень скоро он вернется домой, заберет у матери бремя правления, которое и так залежалось в ее корзине, отдаст брату должность главнокомандующего и убедит жениться на Азаре.
Так размышлял Глефор в ночи, тишине которой подпевали цикады. Они вторили его мыслям, умиротворяли, убаюкивали. Король погружался в нежную дрему. Перед ним покачивался огонь, застилал глаза, обволакивал душу. «Идем со мной, – шептал он. – Позволь мне обнять тебя, успокоить. Ни о чем не переживай. Все лишь пепел, все пустое. Есть только я. Со мной тебе будет хорошо…»
Огонь плясал с ним и вокруг него, весело смеялся, согревал и оберегал. А затем внезапно погас. Глефор открыл глаза. Темнота. Свеча погасла, палатка напиталась запахом дыма и… холодом. Намедни было так тепло, что люди в лагере укрывались, единственно остерегаясь вездесущих насекомых. Сейчас же Глефору представлялось, что он босой стоит на холодном каменном полу. Тело под доспехом ежилось, волосы шевелились, легкие глотали ледяную темноту.
Протрубил рог.
Глефор выскочил наружу. Люди спешно выбегали из палаток, одевались, быстро, но без суеты. Лагерь моментально ожил. Подъехал всадник и, не спешиваясь, доложил без всякой прелюдии:
– Тальинды выступают.
В период войны Глефор приказал опускать его титул, дабы не тратить секунды на пустословие. Солдаты привыкли к этому не сразу, но стали относиться к королю как к лучшему другу и не могли высокопарно величать того, кто делил с ними все тяготы полевой жизни, смеялся их историям и прикрывал спины в боях. Поначалу его называли безрассудным, говоря, что не до́лжно королю рисковать жизнью наравне с простым воином. Глефор показал себя настоящим мастером боя, он врезался клином в ряды неприятеля, направо и налево сминая тальиндов огромным шестопером. Он воодушевлял людей и словом, и делом, и хотя приказал считать себя ныне не королем, но полководцем, мужи за его спиной улыбались в бороды. «Великий», – шептали они.