Глава 3
Дверь в купе открылась без стука. Похоже, что в этом мире вообще не принято как-то обозначать свое присутствие, перед тем, как войти к кому-то в комнату. Интересно было бы посмотреть на морду этого мужика, который вошел, даже не поздоровавшись и не представившись, и тут же принялся располагаться на диване, расположенном напротив моего, если я был сейчас не один. Мало ли, та девчонка, Анна, внезапно решила, что я ее спаситель и весьма пикантным способом решила отблагодарить? Или ему были бы до звезды наши постельные упражнения. Так и вижу, как он вот так же садится и говорит: «Ничего-ничего, заканчивайте, не обращайте на меня внимание». Картинка была настолько реалистичной, что я не выдержал и хмыкнул.
— Вы увидели что-то смешное, господин Керн? — он даже не взглянул на меня, продолжая вытаскивать на стол какие-то приспособления, назначение половины которых были мне не известны.
— У меня богатое воображение, и я частенько представляю себе различные, часто нелепые ситуации, — я не собирался даже садиться, лишь перевернулся на бок и подпер голову рукой. — Вот вы знаете, что я Керн, а мне ваше имя совершенно точно не известно.
— Следователь по особо важным делам Тайной канцелярии Матвей Игоревич Подоров, — он наконец поднял на меня взгляд. — Вы не хотите сесть, господин Керн?
— Вы знаете, нет, не особо, — я чуть наклонил голову набок. Интересно, как он поступит?
— И все же я настаиваю. Мне неудобно с вами разговаривать, когда вы находитесь в такой позе, сразу вспоминается моя недолгая служба в качестве дипломата в одной очень восточной стране. Местные правители тоже любили испытывать терпение собеседников, расположившись на подушках. Очень неприятные воспоминания, знаете ли. А посему, я начну отвлекаться, и даже рефлексировать, и наш с вами разговор может затянуться, чего совершенно мне не хочется, а вам, я полагаю, и подавно. — Я посмотрел на него с уважением. Молодец, чего уж там. И он чертовски прав, я вовсе не горю желанием затягивать разговор. А насчет дипломатии — он лжет. Дипломаты штучный товар, и, если бы так получилось, что он не смог работать в одной стране, его перевели бы в другую. А то и вовсе оставили дома в соответственном ведомстве, уже с дипломатами, которых прислали другие страны, общаться. Но никак ты не стал бы следователем. Я скорее вижу тебя боевиком, который когда-то ликвидировал таких вот, развалившихся на подушках. А потом ты устал, подучился и начал служить именно что следователем. Вот такое иногда бывает, не так что часто, но все же случается.
— Как вы оказались в поезде, господин Подоров? Не припомню, чтобы мы еще раз останавливались. Только не говорите, что запрыгивали в вагон на полном ходу, предварительно забросив в него свои вещи, — спросил я, рывком садясь на своем ложе, а потом усаживаясь как положено, спустив ноги на пол. При этом я отметил, что меня дико раздражает общая субтильность доставшегося мне тела. Нет, я понимаю: все тебя гнобят почем зря, и даже дома покоя от родственничков нет, не говоря уже про школу, но можно же начать собой заниматься? Если с родственниками все обычно бывает сложно, с ними всегда так, то уж в школе пара свернутых носов, выбитых челюстей и переломанных конечностей заставили бы с собой считаться. А уж потом можно подумать и о том, чтобы стать школьным лидером. К моменту окончания, это был бы прекрасный старт, ведь в подобные школы специально отдают детей очень непростых родителей, чтобы уже с соплячества они могли обзавестись нужными знакомствами и связями. Но нет, куда проще забиться в угол и стенать о своей нелегкой судьбе.
— Разумеется, я не запрыгивал в вагон на ходу. Телепортационные окна в подобные важные объекты никто не отменял, — все так же спокойно проговорил следователь. — Всегда должна оставаться возможность направить при необходимости необходимых специалистов, чтобы оказать помощь, или же начать разбираться с последствиями.