- Боится? – недоумённо переспросила Лера.
Наташа вздохнула, собираясь с мыслями. Несмотря на проснувшийся разум, в вопросах пола Лера оставалась абсолютным ребёнком.
Женщина начала говорить – медленно, осторожно, подбирая слова. Лера слушала её, распахнув голубые глазищи.
Тётя Аля, мывшая на веранде посуду, остановилась и тихо присела на стул, прислушиваясь к обрывкам разговора. По всему было видно, что Наталье с трудом даётся каждое слово. Не ждала она, видно, что придётся говорить об этом с Лерой. Да что там за мать такая, что до сих пор ребёнку самых простых вещей не объяснила?
Тётя Аля покачала головой. Ответственность за чужого ребёнка, да ещё и такого больного, не каждый на себя возьмёт. Хотя после похода девочка изменилась. Глаза по-другому заблестели, примолкла вдруг, а ведь первое утро в Онгудае щебетала, как птичка – ни о чём, просто от радости, что живёт. Как подменили девку. Может, и не больная она совсем, только прикидывается. А может…Тётя Аля привстала от волнения…
Там, на крыльце, Наталья с Лерой, занятые разговором, не обратили внимания на старушку, проскользнувшую в кладовку.
**********
Бутылки с водой она нашла в углу, за столом, и сразу почувствовала, как рука сама собой потянулась к горлышку. Остановилась, покачала головой. Вон что случилось! Значит, девки на живую воду вышли! Старая женщина осторожно поставила бутылки на место, прикрыла тряпицей. Тихонько прошла в комнату и там, не в силах справиться с волнением, присела на кровать.
Легенда о живой воде, что открывается иногда путнику то в виде ручья, то небольшого озерца, а то и лужицы, передавалась в их семье из поколения в поколение. Семнадцатилетняя Аля только посмеивалась над этими сказками. Была она комсомолкой, красавицей и хохотушкой. А ещё – старшей в большой семье, и потому некогда ей было заниматься всякими глупостями. Покос, огород, семь голодных ребячьих ртов, штопка горящих на мальчишках портков и рубах. Але не пришлось закончить десятилетку. После того, как отца забрали в 37-ом, мать словно подменили. Замолчала черноглазая певунья, усохла до нездоровой худобы, скорбные складки пролегли у рта.