Вот если бы губы Никанора Ивановича да приставить к носу Ивана Кузьмича… в смысле блондинистую домовитость и желание защитить малышку да к брюнетистому умению идти к цели напролом… получился бы, наверное, идеальный мужик. С которым неплохо бы замутить… когда мутилки отрастут. Я сегодня уже краем глаза отметила звериную, порывистую грацию брюнета и спокойное, внешне ленивое перетекание из позы в позу блондина. Какие мальчики… и это все мне! Может, и не так страшно это попадание, как его малюют? Впрочем, тут как в советском гастрономе - в нагрузку всякую пакость дают. К двум шикарным мужикам зачем-то еще и опасность оказаться на костре или рожать от непонятного императора. Нда. Нет в жизни совершенства. Хотя его и дома не было.
А отрастание нужных запчастей, кстати, может случиться даже раньше, чем я думала. Не зря эта костно-мышечная система лопает со скоростью уборочного комбайна и согласна прервать процесс только, чтобы поспать.
Зеркало в моей новой спальне хорошее, от пола до потолка, и хотя сама дверца старинного шкафа, на которой оно расположено, держится на одной петле и соплях, отражение в свете факелов рассматривать удобно.
Так вот. Я все же опытный костещуп и мышцевзвес. И всего за сутки это тельце прибавило в росте как минимум три сантиметра, нарастило мясца на костях и сгладило пару самых острых углов.
Нет, до половозрелой особи мне еще жрать и жрать, стиральная доска на месте будущего бюста жалко топорщится младенческими плоскими сосками, но темп прироста радует.
Постельное белье пахло пылью и еще чем-то странным (надеюсь, не зомбиками), но спать хотелось так сильно, что не до придирок. Я залезла под одеяло, обернула подушку многострадальным мартошевым халатом и отрубилась сразу, как только уткнулась в него носом.
И начало-ось! Такого отборного бреда в мирных снах мне ни разу еще не показывали. Иначе как объяснить, что я увидела себя первоклашкой в школьной форме с огромным букетом имени первого сентября под мышкой, с трудом и стонами толкающей по рельсам тележку, нагруженную какой-то рудой?
Рельсы были проложены по коридорам замка, но не заброшенного, как сейчас, а жилого, теплого, наполненного людьми. Эти люди все время пытались отобрать у меня то тележку, то букет, называли принцессой и низко кланялись. А я в ответ ругалась каким-то страшным тюремным матом и метко сплевывала сквозь зубы на пол.
Правда, после очередного поворота я попала в уже знакомую библиотеку, и все бредовые атрибуты растаяли сами собой. Я машинально поправила нежно-лиловое шелковое платье, сменившее школьную форму, и робко подошла к столу, за которым сидел и работал темноволосый мужчина с ранней сединой на висках, чем-то очень напоминающий Адриана.
- Папа? - тихо окликнула я и сама удивилась. Этот человек был ни капли не похож на моего отца, каким я его помню.
Мужчина оторвался от бумаг и поднял на меня глаза. Точнее, пустые черные провалы на месте глаз. Желудок мгновенно скрутился в неестественную для внутреннего органа фигуру, и я… проснулась.
Едрить в твою печенку описторхи! Судя по тому, что факелы заметно прогорели, уже полночи миновало и ненасытная утроба, по недоразумению занявшая место моего покладистого животика, снова проголодалась. Вот и буянит. И спать не дает, зараза.
Ворча и тихонько поминая нижние отделы позвоночника, я укуталась в любимый халат имени белобрысого сыщика и пошлепала на кухню. Авось там завалялось хоть три корочки хлеба.
Воображение уже нарисовало вдруг недоеденную котлету, когда на последней ступеньке лестницы, ведущей на первый этаж, откуда-то сзади мне на плечи упали чужие руки:
- К телепортеру крадешься, бестолочь?