На этом наш разговор завершился. Саша и правда приехала через час. Припарковав свою шестёрку напротив дома Кислицких, она скорчила кислую мину и, не поздоровавшись и достав фотоаппарат, сказала:
- Пошли на это твоё кладбище.
Мы отправились в путь. Пересекли дорожку, вошли в лес, добрались до оврага, за всё время пути не обмолвившись ни словом. Удивительное дело - я никогда не робел в присутствии девушек, наоборот, старался привлечь к себе внимание. А с Сашей по-другому: боялся ляпнуть глупость, выставить себя дураком. Она ведь не только красавица, ещё и старше меня, умнее.
Без приключений мы добрались на кладбище, я с трудом отыскал асфальтовую дорожку, которую показал мне старый цыган, мы почти добрались до могилы, когда я заметил - что-то не так. Дорожка присыпана землей, в воздухе витает запах затхлости и смерти. Мы подошли к ограде и замерли: всюду разбросаны комья земли, памятник покосился, плита треснула.
- Эй, а ну-ка пошли отсюда, - откуда не возьмись выскочил молодой милиционер. - Нечего здесь смотреть, проваливайте!
- Мы из газеты, - возразила было Саша. - Согласно Конституции вы не имеете права препятствовать исполнению профессионального долга.
- Ты самая умная? Хочешь, чтоб я вандализм на тебя повесил?
Они стали препираться, но я их не слушал. Смотрел на надгробную плиту и думал: "Неужели старый цыган решился?"
<p>
Рассказ четвертый.</p>
<p>
Ночь у мертвеца.</p>
Ерохин Иван Трофимович, семидесятилетний пенсионер, вечером всегда выбирался на своё крыльцо, устраивался в старом просевшем кресле и любовался вечерней улицей. Прохожие почтительно здоровались со стариком. Иван Трофимович едва заметно кивал в ответ. Его нравилось видеть выражение почтения на лицах малознакомых людей.
Но когда на асфальтовой дорожке появлялись мальчишки, Иван Трофимович морщился. Сорванцы не спешили с ним здороваться, бросали в его сторону короткие взгляды, затем разворачивались, делали вид, что смотрят куда-то в сторону, начинали тихонько хихикать. Ерохина это раздражало. Он считал, что смеются над ним. Иван Трофимович злился, несколько раз порывался оборвать сорванцам уши, но годы не позволяли гоняться за мальчишками по улице. Самое интересное, когда Иван Трофимович пытался пожаловаться прохожим, соседям, родителям на не в меру наглых ребят, его принимались убеждать, что детей возле его дома почти и не бывает. Ерохин понимал - взрослые покрывали детей, считали старика ополоумевшим. Поэтому не оставалось ничего иного, кроме как смириться с текущим положением дел.
Один октябрьский день он мирно сидел в своём кресле и любовался плывущими по небу облаками. Мимо его дома проходило несколько пареньков, лет тринадцати-четырнадцати. Они заметили старика на крыльце, остановились возле его невысокого забора. Иван Трофимович не видел голов ребятишек - значит, они подошли к забору вплотную. Ерохин насторожился, привстал с кресла, взял в правую руку трость, едва передвигая ногами, подошёл к забору.
- Эй! - из горла старика вырвался шумный трескучий звук. - Что вам здесь надо?! - сам не зная почему, Иван Трофимович сильно разволновался.
- Дедушка, - раздалось из-за забора. - А почему у тебя глаза поседели?
Ерохин опешил. Он не понял, о чём говорил мальчишка.
- А ну-ка уходите отседова! - крикнул Ерохин.