- Вы в любой момент можете назваться профессором фольклористики, - сказал я.
- Я предпочту избежать встречи и ненужных объяснений, поэтому давай поторопимся. К тому же не уверен, что дело стоящее. А даже если стоящее, не факт, что смогу помочь.
Когда мы приехали на место, нас встретила грустная худющая женщина с кожей, имевшей нездоровый желтый оттенок. Не знай я, какой на дворе год, решил бы, что её недавно вывезли из блокадного Ленинграда.
- Я так рада, что вы приехали, - она заискивающе посмотрела на профессора. Я заметил, что в её глазах стояли слезы. - Сколько не старались, ничего не помогает. А когда положили в больницу, она вообще перестала рассказывать, что творится. Спросишь, как себя чувствует, всё одно и то же - хорошо, не переживай мама. А я-то вижу, девочка худеет ни по дням, а по часа. А на той неделе подошла и так грустно-грустно: "Ты мам, если со мной что-нибудь случится, не расстраивайся". Всё с этих гаданий началось, будь они неладны. Варюша решила, что нагадала себе смерть, да так серьезно к этому отнеслась - вы не разувайтесь, я потом всё равно полы помою - что решила, будто вправду умрет. Мы сначала думали через день-два пройдёт, потом через неделю-другую, а ей только хуже становилось. Она странной такой стала, бывает, сядет и в угол смотрит, глаза большие-большие, напугана до смерти, аж дрожит. Я спрашиваю, что такое, она мне "Ты не увидишь". Психиатр пробовал лечить сильными средствами, настоял на госпитализации, но никаких улучшений. Раньше хотя бы делилась своими страхами, а теперь только молчит, ни о чём разговаривать не хочет.
- Я вас понял, - сказал профессор. - Познакомьте нас с девочкой.
- Конечно, пойдёмте, - она проводила нас в просторную светлую комнату, где на широкой кровати свернувшись в клубочек лежала молодая девушка, совсем ещё девочка. Не смотря на довольно скудно обставленные кухню, прихожую и гостиную, дочкину комнаты хозяева обустроили чуть ли не роскошно: телевизор, узорчатый шкаф для одежды, красивые золотистые обои, хрустальная люстра, качественная и удобная деревянная мебель. Когда мы вошли, клубочек зашевелился, и Варя посмотрела на нас своими бледно-синими глазами. В её взгляде, чертах лица скрывалась Вселенская тоска, мне сразу стало её жалко. - Варечка, можно к тебе? С тобой хочет поговорить Станислав Николаевич со своими аспирантом.
- Мама, зачем ты опять привела врачей? Я же просила тебя больше этого не делать. Я здорова, у меня всё хорошо.
- Если позволите, - вмешался Яковлев, - мы не врачи. Я профессор фольклористики и хотел бы поговорить с вами о вашем гадании и о том, что произошло после.
На мгновение в её глазах затлел уголек интереса, который, впрочем, быстро погас и сменился прежним равнодушием.
- А ничего не произошло.
- Ты же что-то услышала за дверью, ведь так? - спросил профессор.
- Ничего я не слышала, - отрезала Варя.
- Варенька, пожалуйста, расскажи Станиславу Николаевичу обо всём. Он может помочь, - попросила мать, чуть не плача.
- Мама, - вздохнула девочка, - мне не за чем помогать, у меня все хорошо.
- Оставьте нас, пожалуйста, - попросил профессор.
Мать неуверенно глянула на него, потом на дочь, вышла. Станислав Николаевич сел на край кровати и посмотрел на девочку. Она поморщилась.
- Уйдите, я не хочу разговаривать, я устала.