Глава 5. Ароматный
Пирусное освещение внутри усыпальницы придавало всем предметам красноватый цвет, и кожа вошедшего Царя тоже казалась румяной, будто он вышел сюда прямо из парилки.
Но даже такой бодрящий свет не мог скрыть, что Царь болен. Худой, с натянутой на скулах кожей и с огромными синяками под глазами, он двигался немного тяжело для такой комплекции.
Как же его там? Игорь Олегович Рюревский вроде, если не изменяет память.
Наплечники с тлеющими пирусными эполетами, испускающими красноватый дымок, оставляли за ним след. Длинный бордовый плащ слегка покачивался, а ножны с саблей, инкрустированные магическими камнями всех цветов, били по лакированному красному сапогу.
В свете усыпальницы нельзя было разобрать, был он седым или рыжим, но Рюревский чем-то неуловимо напоминал моего Василия. Тот же дрищ, только рослый, плечистый, и с ощутимой силой в жилистых руках, держащих полированный шлем.
Царь увидел меня, сидящего возле полусферы в центре, но ничего не сказал, лишь скользнул взглядом. Постоял, будто ловил равновесие, уверенным шагом пошёл к полусфере, но вдруг остановился.
Его лицо исполнилось отвращения, когда он увидел потухшую свечу, валяющуюся на полу. Одной штучке повезло — она не угодила в огонь, и выкатилась на каменные плиты.
— Грязь великолунская, — шепнул Царь и пнул свечу в канавку с огнём.
Потом подошёл к маленькой дверце, вырезанной в каменном холмике. Покрутил головой, будто искал что-то. Явно не нашёл и, махнув рукой, просто опустился на колени, упёрся ладонями в пол и что-то зашептал, низко склонив голову. Отпущенный шлем звякнул и сиротливо качнулся у ног Рюревского.
По его высушенным болезнью щекам потекли слёзы, но Царь так и продолжал шептать свою молитву предкам, с которыми, судя по всему, не виделся очень давно.
Я не вмешивался…
Взгляд Царя мне не слишком понравился, но пока что я не ощущал смертельной опасности. Шёпот духов усиливался, но нельзя было разобрать, о чём беседовали древние Рюревские со своим заблудшим потомком. Усыпальница наполнилась звуками, витающими где-то на грани между физическим и астральным мирами.
Всё это время я потихоньку сканировал свои чакры. Удивительно, но едва исчез мешающий фактор в виде зачарованных свечей, то всё оказалось гораздо легче.
Заструились мои намерения по измученным энерго-контурам, кровь понесла «правильные» гормоны по венам. Хоть я и не мог быстро исцелить себя, а некоторые увечья требовали серьёзного лекаря, но мне удалось притупить боль. Если бы вдруг случилось чудо и меня оставили в покое, то я бы даже смог восстановить боеспособность.
— Ну, здравствуй, сын, — громкий голос вырвал меня из медитативного состояния.
Царь стоял надо мной, как тёмная скала, заслоняя собой искрящуюся мозаику на потолке. Несмотря на худобу и следы болезни, у него всё ещё была царская осанка — в каждом движении чувствовалась мощь Великого Лунного Рода.
Слёзы уже высохли на его щеках, подёрнутых морщинами, и зрачки Царя горели величественным светом, несмотря на почти чёрную радужку. Наши глаза некоторое время не теряли контакта, и получилась классическая борьба в гляделки.
Ха, пёс толчковый, нашёл с кем тягаться. В этом деле мне, псионику Свободной Феде… то есть… кхм… не понял… Да твою псину, что происходит?!
Я удивился, вдруг почуяв, что могу проиграть в этой игре. Рюревский не был оракулом, и тем более не был опытным псиоником, но ему это и не было нужно — Царь настолько постиг родную стихию огня, что открыл все её сильные стороны.
И сейчас я, не отрывая своих глаз от его тёмных, почти чёрных зрачков, ощущал жжение. Смотреть на Царя было жарко, неимоверно горячо, и этот жар ощущался не только на физическом плане — он проникал сквозь кожу, вливался в энерго-контуры, и закручивался огнём в моих же собственных чакрах.