Командир прибегает, немного запыхавшись. Быстро осматривается, гаркает в рацию «нашел, все живы».
— Что случилось? — хмурится на нас он и разглядывает мою щеку. — Как тебя угораздило то получить ранение на учениях?
— Я сидел на указанной позиции, — пожимаю я плечами.
— Я виноват, — глухо признается Эратский. — Увлекся и оказался у него в тылу, не заметил. Бил издалека по цели, поэтому переборщил с силой.
Я сдерживаю облегченный вздох. До последнего сомневался, что он возьмет вину на себя и меня не сдаст. Хотя что ему сдавать? Он и сам не понял «что я такое». Я — тем более. И тем более, что я с ним сделал.
— Понятно, — старлей сплевывает с явным недовольством и разгоняет нас. — Ты — в лазарет, а ты — докладывать своему командиру.
Он убегает, а мы поднимаемся на ноги. Меня немного шатает, а вот Эратский усаживается обратно.
— В следующий раз имей смелость напасть открыто, — рычу на него, сдерживая силу, прежде чем уйти. — Или старайся получше.
Он отвечает мне злобным прищуром и раздутыми ноздрями.
«Тебя ранили?» — тревожно спрашивает в голове Богдан. На фоне кто-то ухахатывается, вызывая и у меня улыбку. Глючный друг немного снимает гнев, который все еще плещется на поверхности сознания.
«Все в порядке, просто царапина» — успокаиваю его, ощупывая щеку. Надеюсь целитель это сможет исправить, не хочется мне ходить с оплавленной рожей. Охлаждение снимает боль, кожа зудит и ноет, но больше не пылает.
В лазарете, центральном строении, на удивление прохладно. Небольшое помещение, всего на десяток мест, встречает тишиной и приятным цветочным запахом. Только у дальней стены, за занавеской, кто-то лежит.
— Великая девятка, кто тебя так? — целительница, совсем молодая девчонка, вместо приветствия тут же хватается за мое лицо, усаживая на свободную койку.
— Уснул на утюге, — улыбаюсь я ей, чувствуя, как сморщивается ожог.
— И как звали этот утюг? — она призывает силу и я понимаю, откуда этот аромат цветов.
Я только хмыкаю в ответ, следя за движениями ее изящных тонких пальчиков. Она пробегается ими по коже, еле касаясь.
Это неожиданно настолько приятно, что чувствую, как мне неудобно становится сидеть. Я стараюсь незаметно поправить положение и вижу ее быстрый взгляд вниз.
— Не смущайся, — а сама при этом румянится. — Это нормальный побочный эффект от моего дара. Вот уж мне повезло…
От усердия она высовывает язык и приходится прикрываться обеими руками, отводя взгляд. Он упирается в ее грудь, делая только хуже. Я скашиваю глаза к дальней стене.
— А там кто? — тихо спрашиваю я, чтобы отвлечься.
— Ай, жжется, — она на миг убирает руку, морщится, но тут же возвращается к лечению. — Тяжелый там. Зацепило утром на вылазке. Я немного могу, стабилизировала только. Должны сегодня ночью отправить на базу, пока его нельзя двигать.
— Что случилось? Ну, кто его так?
— Да я толком и не знаю. Он в бреду почти все время, бормочет что-то про обман. А группа его говорит, что ничего необычного не случилось. Насколько можно назвать это все обычным, — девушка вздыхает. — Только что низших было очень много. Его отрезали от остальных и кто его ранил, никто не знает. Распотрошило его…
— Про какой обман он говорит? — меня цепляет это слово, и не нравится его сочетание с прорывом хаоса.
Последний раз я слышала про обман под вой демонов от Панаевского.
— Да кто разберет. Обманул его кто-то. Может, это и не связано с вылазкой. Засело в голове что-то, вот и бредит.
— А можно с ним поговорить? — осторожно прошу я.