— Солитёры могут жить в желудочной кислоте! — говорит Дроздов. — Кипяток вреда тебе никакого не причинит. Но это если ты обычный вид ленточного червя.
А если нет?
— Ну тогда пизда тебе!
А как-же птица?
— А что птица? Ну, чуток зад обожжёт и всё. Не парься, заживёт как на собаке.
Ладно! Старик еще не подводил, думаю, можно и сейчас довериться его логическим рассуждениям, подкреплённые авторитетным опытом его многочисленных путешествий. Да и живём один раз, надо всё попробовать!
Задрав хвост, заношу зад над тарелкой, и начинаю медленно приседать, сопротивляясь болезненным укусам обжигающего пара.
Быстрее!
Я жму клоаку. Затем снова. ПОЕХАЛИ! Началась движуха. Всё вокруг меня пришло в движение, как будто битком забитый вагон поезда резко тронулся, а я, как назло, оказался в самом эпицентре человека-давки.
Жму…
Движение становится на столько интенсивных, что меня захватывает и начинает уносить прочь.
Жму…
Показался свет в конце туннеля, но это мне только кажется.
Жму…
И моя голова бессильно повисает, высунувшись из клоаки. Жму еще, и начинаю погружаться в суп. Он горячий, но не смертельно. Для меня он тёплый. И сейчас мне тепло так же, как и в кишках чёрной вороны. Может, чуточку горячее, но меня это не парит. Вместе со мной в суп вываливается порция белого помёта, быстро окутавший кусочки картофеля и кольца лука. И меня! Разместившись на дне тарелки, я замираю как партизан. Что будет дальше — спрогнозировать нереально. В бабку-гадалку играть я не собираюсь. Но шансы на успех есть. И я считаю, что они хорошие. Очень хорошие, если я со стороны сейчас похож на длинную макаронину и не вызову никаких подозрений. Можно попробовать свернуться кольцом — прикинуться луком.
— К-а-а-а-а-а-а-р! — К-а-а-а-а-а-а-р! — К-а-а-а-а-а-а-р!
Ворона словно ополоумела! Как закаркала, бляха! Забегала по столу, и даже что-то с него опрокинула на пол. Почувствовала свободу, скотина. Давай уже, улетай нахер, а то всю малину мне запоганишь!
Чувствую, как ворона расправила крылья. Поскребла когтями по столу, каркнула на прощанье и улетела, встревожив воздух глухими ударами перьев.
До меня дошли волны голосов: пацан, мать, отец.
— Мама, смотри, как Роже меня подлечила! Даже царапин не осталось!
— Да, сынок, она молодец!
— Элина, — говорит мужчина, — что за беспорядок ты тут устроила?
Я чувствую, как он подходит к столу, злится; окружающие меня овощи и жидкость вибрируют злобой. Он набухает над столом, бежит глазами по тарелкам, и всё, что я могу сейчас сделать — это читать одну мантру: только не смотри в тарелку, только не смотри в тарелку, только не смотри в тарелку.
Женщина начинает громко оправдываться:
— Я? Мне что, заняться нечем!
Мне так стыдно за моё поведение. Извините, я никого не хотел расстроить, а тем более поссорить.
— Папа, та плохая птица прилетала!
Пацан, как ты узнал? Экстрасенс что ли?
— Не говори глупостей! — говорит отец.
— Смотри, папа, — топот его коротких ножек проплывает рядом со мной. — Я же говорил, это она!
Ну всё, я попал! СПАЛИЛИ! Сукиииииии….
Стоп!
А чего это я так напрягся? Я же уже не птица! Мне нечего бояться.
— Отто, она теперь тебе везде будет мерещиться, — влезает мать, — бедный мальчик!
— Мама, я говорю правду, вот, смотри!
Все вдруг засуетились, подошли к подоконнику и что-то внимательно рассматривают.
— Такое черное перо могла оставить только та гадкая ворона! — смело заявляет пацан, но я чувствую страх в его голосе. Он всё еще напуган.
Тупая ты пернатая, неужели нельзя было сделать всё по-тихому? А! Вот взять, просто, и улететь! Зачем надо было раскидываться перьями, обсирать подоконник? Для чего?
Мои шансы на успех быстро уменьшаются.
— Выкини в окно эту грязь, помой руки и садись есть!