Луффи вдруг разом замер: трескотня прекратилась, оборвавшись на полуслоге, покрытые ссадинами и травяным соком пальцы разжались, выпуская с горем пополам добытую ветку, а большие чернильные глаза взметнулись наверх, неожиданно серьёзно уставившись на Эйса.
— Каких… жизней…? О чём ты таком… говоришь?
Огненные губы подёрнулись всё в той же улыбке: чуточку усталой, чуточку печальной и очень, очень тёплой.
Юноша тряхнул лохматой головой, сбрасывая с той шляпу, прикрыл на пару секунд глаза и, отвесив не ожидавшему подвоха мальчишке безобидного и почти что невесомого щелбана, кивком указал на перебинтованную ногу:
— Лучше скажи, где это тебя так угораздило?
Луффи непонимающе сморгнул, зажал обеими ладонями лоб, покрутил бедовой головой. После — попыхтел, в шутку вывернулся из пытающихся ухватить чужих рук и совсем чуть-чуть смущённо засмеялся:
— Так это… С окошка… спрыгнул. Мы в салки играли, и я подумал, что так быстрее будет и за мной точно никто не угонится…
— Вот же дурень ты мелкий!.. Ещё бы с крыши сигануть додумался… Хотя, скорее всего, рано или поздно додумаешься… Какой же ты болван у меня, Лу… — Сильные горячие ладони внезапно опустились на костлявые мальчишеские плечи, не терпящим возражений жестом привлекая тихо ойкнувшую тушку к твёрдой широкой груди.
Луффи вопросительно пискнул, промычал, хлопнул ресницами, но противиться не стал: поёжившись, лишь прижался носом и лбом к пылающей коже — такой, точно вместо крови по венам-жилам веснушчатого юноши тёк самый настоящий лавовый огонь.
Луффи не знал этого человека.
Он никогда не видел его, никогда не разговаривал с ним прежде и понятия не имел, откуда тот по-настоящему взялся, но…
Но отчего-то сейчас, когда Эйс, наклонившись, тесно-тесно вжался губами ему в макушку, а сердце его заколотилось о кости так громко-громко, что получалось разобрать каждый гулкий удар — человек из снов показался мальчику самым родным, самым важным на целом необъятном свете.
Важнее, чем дед и все небывалые сокровища, даже важнее, чем бесконечно любимые друзья (вы уж простите, ребята)…
И много, много важнее собственного «себя», по лоскуткам сшитого из клочков пёстрых парусов да чешуек с алого драконьего крыла.
========== Часть 3. Светлячок ==========
— На вот, мелочь. Держи. — Эйс, порывшись в глубоких карманах мешковатых чёрных шорт, выудил на свет новенький квадратик жвачки со вкусом кислых ананасов.
Чернющие глазищи навострившегося Луффи восторженно заблестели, пальцы жадно потянулись за возвращённым сокровищем, и, видно, боясь потерять свою диковинку снова, так и не успев той отведать, маленький Ди поспешно засунул жвачку в рот.
Прямо так: в фантике и бумажной обёртке.
— Эй-эй, а ну быстро выплюнул, Луффи!
От протянутых рук, пытающихся вздёрнуть и перехватить, мелкий разбойник извернулся с завидной ловкостью, показал старшему товарищу язык, насупил брови и ползком отодвинулся подальше.
— Моё! Как бы ты мне ни нравился, а делиться не буду!
— Да к чёрту мне твоя отрава далась! Бумагу, говорю, выплюнь, балбеса кусок, и жуй себе в удовольствие!
— А зафем? Мне и так фкуфно!.. Эйф? Фто ты…
Сердце пропустило ровно три удара, в небо взвились пушные одуванчиковые парашютики, а Луффи, широко распахнув глаза с расширившейся каёмкой тёмных зрачков, застыл и затих, недоуменно вглядываясь в лицо опрокинувшего его Эйса.