— Домой, Лу. Мы идём с тобой домой…
На белом холме, под окрашенным метелью белым дубом, стояла знакомая телефонная будка. Старая синяя-синяя будка, расчерченная тоненькими пыльными трещинками, меленькими квадратиками ровных окошек и приглашающе приоткрытой дверцей.
Эйс остановился совсем рядом с ней, на расстоянии вытянутой руки, и, к недоумению Луффи, замер. Разжал пальцы, позволяя худенькой тушке спрыгнуть на здоровые ноги. Опустил ладонь на вихрастую макушку, зарылся ласковым жестом в волосы и до того, как маленький Ди успел хоть что-либо спросить, переместил ту ему на глаза.
— Эйсу…? Ты чего?
Странная синяя будка, похожая и непохожая одновременно на весь застывший белый мир, на сей раз не заинтересовала мальчишку. Наоборот, где-то в груди, на месте исчезнувшего сердца, давно уже свернулось в клубок понимание, что светлячок вёл его именно сюда, к ней, к началу…
А Эйс, глупый-глупый Эйс, продолжающий удерживать и словно бы совсем ничего не знать, не позволял отворить глаз.
Вторая его рука притянула мальчишку к себе, втиснула в бок, обхватила за талию. После — и вовсе оторвала от выбеленной земли.
Луффи не сопротивлялся. Луффи молчал и лишь тихонько улыбался — так же мягко, так же грустно, как и сам волшебный светлячок. Его, только его светлячок.
Дрогнувшие руки обвили шею и плечи, когда изменчивый мир покачнулся, прокладывая новый поджидающий путь. Тихонько скрипнула раскрытая шире дверца, белое под внутренней стороной век сменилось небесно-синим, а потом…
Потом…
В ноздри ударил запах солёного морского прибоя, которого Луффи в реальности никогда не встречал.
Слуха коснулись зазывные крики чаек, прощающихся с чем-то незримым, но надсадно нарывающим…
А когда Эйс, наконец, отпустил маленького Ди на землю — под босыми ступнями расстелился нагретый солнцем ершистый песок.
Эйс сидел рядом, на тёплом золочёном песке: прижимал к груди колени, выводил кончиками пальцев бесформенные рисунки, погружал ладони в горячее и зыбучее, позволяя губам растянуться в беззаботной улыбке.
Морские волны — синие и зеленоватые с белым — лизали отполированную ленту жёлто-охрового берега, подтачивали потерявшиеся глянцевые камушки, подхватывали опустевшие потрескавшиеся раковины, унося их в самое своё сердце. Дальше, там, где растворялся в тумане неизвестности бескрайний кубовый простор, бумажными самолётиками кружили белые птицы-чайки, заслоняя солнечный диск десятками пятнышек чернопёрых крыльев.
Голубое небо поднялось так высоко-высоко, что не получалось ни домечтать, ни дотянуться, пуховые облака столпились, теряясь из виду, на размытой грани горизонта…
— Эйсу…
Ладонь огненного светлячка вновь опустилась ему на макушку, ероша волосы небрежным жестом.
Луффи, сам того не замечая, вздрогнул, поднял взгляд, отчаянно всматриваясь в расплывающиеся перед глазами, заученные наизусть черты…
И там, за мреющими вибрациями воздуха и приходящими откуда-то с той стороны пустынными миражами, взрослое лицо вновь становилось детским, припухлым, шутливым, дерзким, живым, а улыбка — искренней, открытой, настоящей…
Как та, что день изо дня улыбалась юному Ди с его собственного отражения.
Луффи, маленький Луффи, которому было ведь по сути всего ничего, вдруг почувствовал себя как никогда взрослым и старым. По-особенному взрослым, по-особенному старым…
Словно внутри, в не видимой никому душе, проснулся кто-то другой, чужой, незнакомый, заменяя детские осколки воспоминаний своей памятью, своими красками, своими берегами. И в этой новой-не-новой памяти жил извечно юный светлячок с россыпью тёплых рыжих веснушек на бледных щеках. Светлячок добрый, огненно-вздорный и очень, очень одинокий…
Там же, в наливающейся пурпуром дымке несуществующего горизонта, рассекая синие зеркала, один за другим выныривали из чужих сновидений пёстрые корабли.
На носу одного свился кольцами рычащий алый дракон. На парусах другого трепыхались, надуваясь вместе с вороньей тканью, скрещенные белёсые кости. Цветные лоскутки, залитая лаком и смолой древесина, солнечная львиная морда, тонущая в лепестках подсолнушной гривы…
Крохотные фигурки на борту, знакомые до боли в изъятом сердце лица…
А ещё — леса. Высокие зелёные горы и буйные джунгли, выплывающие прямо из глубокой морской воды. Старая хижина, свора приложившихся к винному бочонку разбойников, потайное убежище на высоком-высоком дереве, где вьётся чёрный пиратский флаг, а вылинявший штурвал скрипит на разгулявшемся ветру…
Мальчишка в синей шляпе котелком, смешной мальчишка с кружевным жабо да нелепым выпавшим зубом…
И маленький…
…угрюмый…