— Знаешь, сколько вас тут таких? — голос лейтенанта как будто парит над головой. — Всегда по двое человек, мужчина и женщина. Всегда в компании зараженных, но сами здоровее нас. Нескольких даже вскрыли для интереса, и ничего особенного, только немного пыльцы в легких. Совпадение?
— Отпус…
— Заткнись! — сапог врезается в солнечное сплетение. От удара воздух в легких разом сгорает. Лейтенант продолжает. — Может, ты мне скажешь, на кой хрен вам сдалось это дерево? Почему другие дохнут, а вы, мрази, нет?
Даже если б Соне было что ответить, она не смогла бы. Потому что она вот-вот задохнется. Она разевает рот, словно рыба, выброшенная на берег. Лейтенант наклоняется и смотрит ей в лицо. В его глазах нет ни гнева, ни сожаления, ни единой эмоции. Пустой мертвый взгляд.
— Ясно. Как и предыдущие. Пользы никакой. Парни, она ваша.
— А вы?
— Пойду посплю. Херово мне.
Дверь закрывается. Военные продолжают улыбаться, но что-то меняется в их лицах. Не так ли, думает Соня, выглядят хищники, которые берут жертву в кольцо?
Один из солдат, белобрысый парниша ненамного старше ее самой, выдергивает из штанов ремень. Свет играет на отполированной бляхе. Соня смотрит на нее, не в силах оторвать взгляд. Так кролик таращится на приближающийся автомобиль.
— Ну что, — говорит парень, — будешь паинькой или сначала поиграем?
Бляха врезается ей в скулу.
Во сне Соня легче перышка. Она висит в воздухе прямо напротив темной стены, из которой вырывается зеленое свечение. В нем нет ничего страшного, оно лечит раны, ласкает кожу, шепчет: все хорошо, ты дома. И Соня знает: она едина со всем миром, она пшеница и ковыль, она созревает и питает землю, и черви с мышами барахтаются в ней. Из нее выходят, и в нее возвращаются.
Кто-то грубо трясет ее, и боль, дремавшая в уголках тела, кричит о себе. Перед глазами только стены, стулья и столы — мертвые уродливые предметы. Соню бьет озноб. Она поднимается с холодного пола и едва не падает, потому что мир неустойчив. Правый глаз заплыл и с трудом открывается.
Сложно сказать, где болит сильнее. Лицо превратилось в сплошную маску боли, в горле першит. Открой рот, сучка. Шире. Я кому сказал? Соня ощупывает десну, несколько зубов кровят и шатаются в деснах.
Что-то влажное упирается ей в спину и толкает вперед. Паника выжигает воздух в легких: это они вернулись, чтобы продолжить, только не снова, я не выдержу, не выдержу. Соня поворачивает голову и встречается глазами с медведем. На темной морде застыло хмурое выражение. Косолапый роняет какой-то продолговатый предмет на пол, затем подталкивает его к Соне. Это рука. На ней не хватает двух пальцев, еще один болтается на лоскуте кожи. Только сейчас Соня замечает, что рядом валяются бесформенные кучи, из них натекли лужи. Пахнет, как в мясной лавке. В животе урчит.
Медведь поворачивается к ней мохнатым боком и направляется к выходу, вальяжно переваливаясь на ходу. Хлопает дверь.
Из дальнего конца здания доносится музыка. За окном стрекочут цикады.
Соня встает и морщится: задница горит. По внутренней стороне бедра стекает теплое, вязкое. Голова трясется и как будто норовит повернуться в какую-нибудь сторону. Соня закрывает глаза, мечтая никогда их не открывать.