— Ну, как я выгляжу?
Младший брат медленно обернулся. Смерил Канкуро критичным взглядом.
— Сносно.
— Всего лишь «сносно»?!
— Мама говорит, сойдёт, — пожал плечами Гаара. Прищурился. — Совокупляться идёшь?
— Э, нет.
— А. Соблазнять на совокупление?
— Нет! Я, эм, ну… Мы ещё для этого слишком молоды, — густо покраснел Канкуро. — Я пока, эм, проверять буду. Нравлюсь ли.
Взгляд Гаары стал осуждающим.
— Время не ждёт, — церемонно заявил младший брат. — Нашему роду нужно продолжение. Займись.
— Ну так, для этого надо жениться! А как же я женюсь, (через несколько лет, разумеется), если не нравлюсь?
Гаара с минуту молчал. Потом сказал:
— Мама говорит, расстегни на кофте пару пуговиц. И волосы взъерошь. Говори комплименты её опасности, уму, красоте и кровожадности.
— Спасибо, — ошарашенно ответил Канкуро, не зная, что ещё в таком случае можно сказать.
— Спой ей серенаду, — продолжил Гаара. Помолчал. — А. Напиши ей серенаду, а потом уже спой и сыграй.
Канкуро подавился слюной и громко закашлялся.
— Если поёшь плохо, сначала купи хорошее саке или пиво; придумай повод. И заправь выбившийся локон из её причёски за ухо, как будет возможность, но нежно.
— Э-э, л-ладно, — прохрипел, откашлявшись. Чем там вообще занимался Шукаку, пока его не запечатали?!
— Потом отчитаешься, — заявил Гаара. Отвернулся к созерцанию лесной жизни за окном. — И не опаздывай. Это женщинам позволительно, чтобы картинно отреагировать на их красоту.
— Понял.
— Тогда иди.
Ну, Канкуро и пошёл.
На встречу у окраины леса он заявился с двумя расстёгнутыми пуговицами, чтобы были видны ключицы и, самую малость, мускулы, и с чуть взъерошенными волосами. Хоть бы она ничего не имела против моего большого носа, — нервничая, подумал Канкуро. Зато я умею играть на лютне!
Сакура, как предсказали Гаара и Шукаку, на встречу чуть опоздала. Её крашеные рыжие волосы и брови смотрелись с зелёными глазами и молочной кожей почти так же хорошо, как и розовые. На ней были нежно-зелёный сарафан чуть выше колен и соломенная шляпка. Вместо пучков на голове красовались две густые косы. В плетёной корзинке у неё сидела крошечная овечка, которую можно было принять за плюшевую игрушку.
— Доброе утро! — спешно поздоровался Канкуро, подобрав немного упавшую челюсть.
— Доброе, — улыбнулась Сакура. Она почему-то выглядела очень довольной. — Давно ждёшь?
— Э, нет. Вовсе нет. Здесь так красиво, что минуты быстро летят.
— О, вот как. Хочешь, я тебе покажу красивый ручей?
Это был их кодовый микродиалог: «здесь так красиво, что минуты быстро летят» и «о, вот как; хочешь, я тебе покажу». Значит, сейчас они пойдут в тихое уединённое место, овечка окутает территорию хитросплетением гендзюцу, и можно будет отойти от роли. В прошлый раз обмен информацией состоялся на лужайке, а до этого — в чаще. Один раз они и вовсе залезли на старое ветвистое дерево, которое, сказала Сакура, называется дуб-колдун.
Несмотря на локации, до сих пор не было возможности сыграть на лютне.
Достигнув места назначения, Сакура извлекла из корзинки простынь для пикника, и они с Канкуро и овечкой удобно на ней устроились. Призыв приняла позу дрёмы, и невидимая, едва ощутимая защита накрыла их огромным колпаком.
У Сакуры опустились плечи от покинувшего её напряжения. Она глубоко выдохнула.
— И как ты не нервничаешь, каждый раз, когда мы встречаемся? — тихо рассмеялась.
— А я нервничаю, — серьёзно ответил Канкуро. Стратегически не добавил, что по другим причинам. — Просто нам, кукольникам, не привыкать. Это всё равно что нервничать во время выступления — если хочешь, чтобы зритель верил, надо расслабиться.
— Тогда плохая из меня актриса, — с самоироничной улыбкой покачала головой Сакура. Крохотные ямочки на её щеках появились и исчезли.