Человек-Слон замедляет ход, теряя из виду дорогу в коричневой трясине.
— Сворачивай влево. — говорю я ему. — Следуй вдоль корней большого дерева впереди и между двумя меньшими.
Он кивает, улавливая принцип.
Герион выглядит так же, как я себя чувствую. Он плюхнулся на своё сиденье, опустив голову между коленей. Даже воняющим-как-рыбная-лавка солдатам не по себе.
Я не подписывался на всё это, но в худшем случае я всегда полагал, что быть Дьяволом, по крайней мере, немного весело. Стрелять из пневматики по идущему по канату над озером из кипящего лимонного сока и битого стекла Гитлеру. Играть в «Прикрепи ослу хвост»[7] со Сталиным. После ланча, может, несколько раундов в «Колоти-по-Теду-Банди»[8]. Вместо этого я получаю буквально реку дерьма. Как там в старой поговорке: «Благими намерениями вымощена дорога в ад»? Эта вымощена, покрыта ковровой дорожкой и оклеена обоями из кожи с моей больной задницы.
Мы на полпути через реку, когда Человек-Слон останавливается.
— В чём дело? — спрашиваю я.
Он вытягивается и смотрит поверх капота «Унимога».
Герион тоже встаёт и произносит слова, которые я надеялся никогда не услышать.
— Мы застряли.
Люцифер, сукин сын, должно быть ты смотришь с Небес и ржёшь до усрачки. Клянусь, когда-нибудь я заставлю тебя бороздить эту реку из конца в конец.
Я тяну за ручку и открываю дверь. Герион хватает меня за руку.
— Что ты делаешь?
— Нам нужно вылезти и подтолкнуть.
Он морщит лоб, глядя на меня.
— Подтолкнуть — это то, для чего те солдаты в кузове. А не Повелитель Подземного Мира.
— Ты сказал, что я не Повелитель.
— В данный момент ты представляешь его.
— Отлично. Пока не найдёшь другого Люцифера, это моё королевство и мои правила. Идём.
Он одаривает меня шокированной улыбкой. Разводит руками.
— Я учёный, а не раб.
— Ты можешь выбраться и помочь, или я вышвырну тебя, и можешь плыть в Мордор, Фродо.
Я наклоняюсь к заднему отсеку, где находятся солдаты.
— Давайте, ребята. Пора помесить ногами грязь Миссисипи.
Они с ворчанием выбираются через заднюю дверь.
— Ступайте, отыщите несколько больших веток, чтобы подложить под колёса.
Как описать, когда кучка дьявольских ублюдков стоит по колено в дьявольском дерьме? Это уникально. Тепло и с неожиданными плавающими кусочками, о которых я не хочу думать. Утонувшие тушки маленьких крылатых ящериц, которые могут сойти за адовских голубей. Мой самый большой страх — споткнуться о скрытый корень. Мне не хочется упасть лицом вниз в эту жижу. В мире не хватит пенициллина, чтобы спасти меня от живущих в этом сортире с шоколадной овсянкой адских микробов.
Герион ведёт себя хуже, чем я. Он застыл у борта грузовика, в ужасе вращаясь и вращаясь по кругу, словно пытаясь утоптать дерьмо в вино. Он двигается лишь тогда, когда прибывают солдаты с ветками деревьев и отталкивают его с дороги, чтобы засунуть их под задние колёса.
— Герион, как дела?
Он не отвечает. Просто стоит, скрестив руки на груди и наблюдая, как солдаты пытаются приподнять колёса из ила.
— Почему бы тебе не рассказать мне ещё о Енохе?
Он не может ответить. Герион потерян. Может я сломил его. Что-то скользнуло у меня по ноге.