— Формально да. У искупителя копье, считается, это дает выигрыш в расстоянии. Неравенство следует исправить или соответствующим оружием, или броней.
— А практически?
— Я… — Раньян покосился на толпящихся. — Воздержусь от речей.
— Понимаю, — кивнула женщина. Кислая мина бретера и в самом деле говорила сама за себя.
— Священника не позвали, — укоряюще отметил Пантин. — Как дети прямо…
— Никто не хочет связываться с боем, одобрять или клеймить, — цинично предположил Раньян. — Лучше подойти к завершению, когда станет видно, на чьи скалы выкинуло галеру.
Елена молчала, присматриваясь к поединщикам. Она была не единственная, кто сравнивал Насильника, похожего на старое высохшее дерево, и барона — атлетичного молодца в расцвете лет. Буржад казался выше искупителя, по меньшей мере, на две головы и раза этак в полтора шире в плечах. Контраст дополнительно подчеркивался одеждой — очень бедный, истертый халат Насильника и яркий поддоспешник Арфейла в трех цветах, рассчитанный, судя по всему на то, чтобы хозяин мог снять кирасу и тут же заняться чем-нибудь светским, не тратя время на переодевание. Роскошный ватник даже не имел типичных для такой одежды заплаток из кольчужного полотна под мышками, чтобы защищать проймы кирасы.
— Дайте этому… — барон скривил губы в демонстративно-брезгливой гримасе. — Кольчугу или хотя бы щит!
Елена вздрогнула, услышав странные, сиплые звуки, больше похожие на астматический кашель или хихиканье гиены. Неприятные звуки подействовали как звонок рефери, оборвав разговоры вокруг арены. Отсмеявшись — впервые на памяти Елены — Насильник улыбнулся, совсем как накануне, то есть, будто лишь он мог оценить некую очень злую шутку, полную скрытого от прочих юмора.
— Моя кольчуга есть вера в Господа нашего, — сообщил искупитель, растянув бескровные губы в зловещей ухмылке. — Промысел Божий — мой щит. Вражий клинок тронет меня лишь по Его воле, а значит, я облачен в лучшую на свете броню. И ежели свет истинной веры пугает противника, кто направляет его руку?
Буржад стиснул челюсти так, что мог бы, наверное, перекусить железный прут, затем коротко приказал:
— Меч!