- Шел бы ты, парень, со своим мертвяком… Нашел место, где ужасы рассказывать. Ну тебя.
Взял кружку и ушел.
Жан посмотрел ему вслед. Умный человек, сразу видно. Вмазываться не хочет, и правильно делает. Жан залпом опрокинул кружку и грохнул кулаком по столу. Все умные, один он в дураках остался.
Ночью он долго лежал без сна, слушая мощный храп казармы. Лунные лучи лежали на полу, в них плавали пылинки. Воняло от сапог соседа. Кто-то присвистывал во сне, кто-то по-детски чмокал губами. Жан лежал с открытыми глазами и смотрел в потолок.
За дверью простучали шаги – смена караула. Жан перевернулся на другой бок и умял подушку. А ведь ни свет ни заря подымут. За что ему такое наказанье?
- Что не спишь? – услышал Жан шепот и приподнялся на локте.
Легран лежал, повернувшись к нему лицом, закрыв глаза.
- Ну, так что не спишь-то? – голос его был совсем не сонным.
- До ветру собрался, - буркнул Жан. – Щас вернусь.
Он встал, натянул сапоги и вышел. Покачиваясь, пересек длинный коридор и вышел во двор. Луна светила – ярче не придумаешь, по траве протянулись резкие, почти черные тени.
За спиной послышались осторожные шаги, дверь скрипнула, и Жан резко повернулся.
- Ты за мной шпионить, что ли, взялся? – без всякого выражения спросил он, увидев на крыльце длинную фигуру.
- Нужен ты мне, - фыркнул Легран, останавливаясь рядом. – Я, может, тоже отлить хочу.
Он поднял голову, поглядел в темное небо. Зевнул, почесал шею.
- За полночь, поди, уже. Что, Вельен, маешься?
- Тебе какое дело…
- Да никакого, в общем. Тебя жалко. Вижу ведь, что маешься. Из-за этого, что ли?
Жан промолчал.
Легран огляделся. Они были одни. В раскрытые, несмотря на осень, окна казармы доносился мощный храп.
- Отойдем, что ли… - позвал Легран.
Они сошли с крыльца, сделали несколько шагов и остановились у забора. Легран вытащил трубку, похлопал себя по карманам.
- Эх, жаль, огня не захватил, - посетовал он. – А ты тоже хорош, дурак – про такие дела в трактире говорить. Ум-то есть у тебя? Мало ли, сколько ушей там слушает. Давай, выкладывай. Понял я, про кого ты. Неужто живой?