Он тоже чувствовал этот смрад. А ещё медведь чувствовал смерть, нависшую над ним, и ему было совсем по-человечески страшно. Смерть, полная боли и страданий, испугала бы даже Над-Хва, самого смелого воина из племени Покахонтас.
Покахонтас успокаивающе гладила громадного зверя по голове, стараясь избегать старых ран и шрамов, что уже нанесли ему люди. Ей было невыносимо противно от одного осознания того, что она была влюблена в кого-то из этого чужого ей мира. Но для неё это было так давно, что уже не вспомнить деталей. Слишком давно: кожа Покахонтас лишилась своего медного оттенка, руки, ставшие слишком нежными для воина, потеряли свою силу, слух утратил остроту. Но сердце продолжало биться в ритме бубна шаманов, облитое раскалённой добела кровью.
Медведь пыхтел, пытаясь поудобнее развернуться в маленькой клетке. Ему было неудобно. Всё его тело ныло и просило свободы.
Покахонтас чувствовала себя точно так же: от корсета болела спина и грудь, было тяжело дышать. Перед глазами мелькали разноцветные сполохи, а около сердца зарождались хрипы.
- Ты завтра умрёшь, - бормотала Покахонтас на своём языке. Но медведь понимал её, и из тёмных глаз катились крупные слёзы. - Не волнуйся, мой друг. Я убью тебя. Не эти ужасные люди, я.
Хоть тогда её пальцы дрожали, Покахонтас была уверена, что завтра, во время игрищ английской богемы, не дрогнет ни один мускул в её теле, когда она натянет тетиву своего лука. Стрела пронзит глаз медведя, затем - мозг. Животное умрёт через пятнадцать секунд, а Покахонтас прочитает молитву Небу, чтобы духи приняли его в свои холодные руки-лапы-крылья.
Гризли скулил, точно приручённый побитый пёс, клал морду на колени дикарке, глядел на неё своими тёмными печальными глазами. Покахонтас гладила его жесткую шкуру до тех пор, пока животное не забылось тревожным сном.
***
- Что ты наделала?! - Джон ходил по комнате кругами, нервно ерошил свои светлые волосы и выглядел донельзя раздосадованным. - Там же присутствовали столь высокопоставленные лица! Неужели ты не знаешь, как трудно поймать медведя? Что, в прериях медведи не водятся?!
Раньше Покахонтас сравнивала его волосы с великим солнцем или плодотворной кукурузой, теперь же светлые пряди напоминают лишь дешёвое золото, ради которого убивали в новом мире.
- Отпусти меня, - тихо попросила девушка, закрыв глаза.
Джон покачал головой, устало садясь на диван из слоновой кости, обтянутый змеиной кожей.
Покахонтас же сидела на полу возле камина, брезгливо отодвинув от себя ковёр из шкуры тигра. Ей противно до тошноты находиться в храме убийств, где каждый шаг пропитан кровью, где на стенах висят головы животных, убитых не ради выживания, а из прихоти. Покахонтас чудятся духи неупокоенных зверей, жаждущих отмщения, Покахонтас рвётся на свободу, чтобы не внять словам погибших от руки Джона Смита с волосами цвета золота.
Призраки совсем рядом. У неё за спиной. Шепчутся, просят о помощи.
- Мы уже говорили об этом, Покахонтас. Мы супруги. И, как говорил священник, только смерть нас разлучит.
Покахонтас перевела взгляд на своего “мужа”, смотрела долго и пристально, совершенно не моргая. Её взгляд был похож на змеиный, он также гипнотизировал и должен был настораживать. Но люди любят опасность, их трясёт в лихорадке, стоит только очутиться на кончике стрелы.
- Мы говорим на разных языках, Джон, - устало произнесла она, и, чуть подумав, добавила уже на родном языке: - Так будь же по-твоему.
- Покахонтас, ты опять? - Джон вскочил со своего места, подошёл к супруге и попытался привычно взять прядь её волос, чтобы поцеловать. В ответ Покахонтас грустно усмехнулась и ушла, шелестя юбками, а её волосы утекли из пальцев Джона Смита подобно воде.