Когда-то давно так замок играл с двумя своими родителями. Лукаво перемигивался искорками магии, творил барьеры в пустых коридорах, прятал вещи первого, потом — притворялся, будто бы второго не существует, чтобы остальные не узнали о нём. Мальчик напоминал замку о тех временах, когда каждый серый камушек был юным, идеально подогнанным под другие, когда магия струилась по стенам, когда сознание было таким маленьким, что уместилось бы в детской ладошке. Это злило и радовало одновременно, и груда камней, начавшая забывать себя, не могла определиться, нравятся ли ей её новые-старые чувства и мысли.
Пока выходило, что не нравятся, и пустые коридоры привели Эванса на третий этаж.
***
Как и всегда, в больничном крыле было тихо и светло.
— Тебе стоит быть осторожнее, милая, — мягко подтолкнула мадам Помфри Лили к выходу.
Девочка кое-как переборола желание скривиться: её коленку, вновь старательно разодранную, мадам обработала так быстро, что Лили не успела и моргнуть, не то, что хорошенько оглядеться по сторонам. А ведь она так хотела увидеть своего брата, попавшего в больничное крыло больше недели назад!
Кто бы вообще мог подумать, что Эванс, всегда спокойный и равнодушный, захочет сунуться в Запретный коридор, наплевав на предупреждения бородатого противного директора. Хотя, говоря откровенно, Лили не была уверена, что её брат вообще слышал слова Дамблдора.
И вот результат: слизеринец в больничке, а приглашённые колдомедики «борются» за его жизнь. Лили было нестерпимо интересно, как вообще можно было бороться за то, чего нет.
В любом случае, мадам Помфри, говоря, что умница-Эванс ни разу не посещал больничное крыло за полгода, определённо сглазила мальчика. Иначе с чего вдруг братец Лили так внезапно утратил своё прекрасное здоровье и не менее прекрасную разумность?
— Мы идём? — спросила Салли-Энн, едва Лили закрыла за собой дверь.
Эванс кивнула девочке и уверенно зашагала в направлении подземелий — следующим уроком в расписании значились зелья, которые Салли отчего-то очень любила. Возможно, дело было в том, что Снейп тратил свои насмешки и драгоценное внимание на более гриффиндорнутых учеников вроде Рона Уизли или Дина Томаса. Ну, или на беднягу-Невилла, у которого руки росли немного не оттуда, откуда бы следовало, а от мрачного взгляда Таинственного Профессора эти самые руки-крюки ещё и начинали дрожать.
Салли тихонько пыхтела рядом, пытаясь подстроиться под лёгкий летящий шаг Лили, что было гиблым делом. Пожалуй, идти столь же быстро, как и маленькая Эванс, мог только Северус Снейп со своей чёрной развевающейся мантией, но уж никак не медлительная, пухленькая очкарик-Энн. Она, несомненно, была прекрасной девочкой: спокойной, тихой, нетребовательной и старательной, и даже россыпь тёмных, почти коричневых веснушек не портили её круглое личико, светящееся добродушием. К несчастью, она не обладала нужными для Гриффиндора качествами и была слишком невыразительной на вид, чтобы сумасшедшая стая алознамённых приняла её за свою, так что спокойной жизни Энн не видела. Ей бы поступить на Слизерин — несмотря на всю мягкость облика, Энн в душе была той ещё змеёй. Но видно это было только при очень-очень близком общении.
«Очень-очень» они стали общаться после смерти и частичного воскрешения Гермионы Грейнджер.
— А почему ты поступила на Гриффиндор? — спросила Лили, не сбавляя шага.
Салли сделала несколько шумных вдохов, прежде чем ответить: