Лёнька с ужасом видел надвигавшегося на него полоумного верзилу.
Егор и Рычкин отвешивали друг-другу тумаки. Рыбин нерешительно подступал к Элине, которая, дико визжа, размахивала перед собой портфелем. Желание помочь другу боролось в нем с соблазном поколотить слабую жертву.
Богданов насел на Лёньку и с размаху ударил его по лицу. Однако Лёнька успел сместить голову, и кулак, скользнув по щеке, врезался в асфальт. Из костяшек пальцев брызнула кровь. Богданов подскочил и принялся трясти разбитой рукой, воя от боли и унижения. Лёнька тоже вскочил. На какой-то миг он почувствовал себя Давидом, сокрушающим огромного Голиафа. Он встал в боксерскую стойку, выставив вперед кулаки. Богданов посмотрел на Лёньку, и в его стеклянных глазах вспыхнуло настоящее бешенство.
Ни с того ни с сего в руке у хулигана появился большой, наточенный самодельный нож. Богданов полоснул им по воздуху с быстротой матерого урки.
Второй раз за этот день Лёнька усомнился, что сможет дожить до его конца. Ему захотелось бежать без оглядки от этого дьявола. Прощайте, родители! Прощай, школа! Прощай, жизнь!
- Ржавый! Ржавый хрен! – завопил вдруг Рыбин с неподдельным ужасом.
Из двора на них, грохоча валенками, несся рыжебородый великан в ушанке с лопатой для чистки снега.
Хулиганы бросились наутек. Рычкин, которого Егор с успехом уложил на лопатки, оказался последним и тут же получил здоровый удар железкой по непокрытой голове.
- Шобла сортирная! – проревел дворник, пинком отправив Рычкина догонять свою стаю.
Затем, развернувшись к Егору, дал ему подзатыльник.
- Чего в драку лезете, когда девчонка с вами!
Егор тихо ругался, Лёнька облизывал губы, Элина плакала.
Остаток пути друзья прошли, не обронив ни слова.
После такого приключения завершить день у себя дома в кругу семьи показалось величайшим счастьем.
Несмотря на то, что следующая встреча с Богдановым неизбежно должна была произойти в самом ближайшем будущем (если не случится чудо, и его не исключат из школы), Лёнька твердо знал, что пережитый кошмар не повторится. Ни один настоящий убийца не бросится бежать от дворника с лопатой!
Впрочем, это, конечно же, не значило, что Богданов перестал быть опасен. Да и кто сказал, что новая угроза будет исходить именно от него? Лёнька знал, что любая уверенность в завтрашнем дне не более чем самоуспокоение. Он жил в мире, где по улицам ходили люди гораздо более страшные, чем Богданов (о них не говорили по радио, но он их видел), где по дорогам носились ревущие грузовики, а человека могли забрать из его комнаты неизвестно куда, неизвестно за что.
- Травина встретил, – тихо сказал отец, когда мать, поставив кастрюлю на огонь, вернулась в комнату.
- И как он?
- Весел и здоров. Говорит, очень вежливо себя вели, даже налили выпить.
- Господь-спаситель! Он хотя бы понял, за что его?
Отец безнадежно махнул рукой.
- Не знаю, что он там понял. Я, когда услышал его лекцию про строительство египетских пирамид, я… честно сказать, усомнился в его состоятельности.