— Да, конечно, — он удивился. — Илья… правда, больше ничего не случилось?
— Да правда! Просто это я… — А на «что я» слов не нашлось. — Я сейчас переоденусь и сразу подойду.
— Хорошо…
— Не клади трубку, — раньше, чем это могло бы произойти, попросил я, — пожалуйста. Один я не дойду…
— Тогда, может быть, я зайду за тобой?
— Нет. Я быстрее доберусь сам.
Я бы с радостью пошёл с Толей, только для этого мне придётся его дождаться. А ждать в этой квартире я не смогу. Оставаться на месте уже невыносимо.
— Сейчас, надену свитер. — Я отложил телефон и еле протиснул голову в вязаное горло. Стало ещё жарче.
Схватив наушники со стола, вставил их в телефон и прислушался. Только я.
Один наушник вставил в ухо, телефон положил в карман. Сглотнул. Так быстро я ещё не одевался.
— Толя, — я позвал на всякий случай, делая шаг из комнаты.
Свет из кухни и моей комнаты немного освещал прихожую, едва касаясь двери. Она, по-прежнему, тёмная неприкаянная стояла на месте, смотрела на меня блеклым глазом.
— Да? — мигом отозвался он.
— Расскажи что-нибудь. — Я сделал очередной шаг. — Только не молчи… — Я оглянулся. Двери в ванную и туалет закрыты. Комната мамы тоже. — Как твой… папа? — с усилием спросил я, обходя родительскую комнату, будто в ней скрывалось нечто неизведанное мне.
— У него… всё хорошо, — с сомнением ответил Толя. — Он спрашивал, почему я рассказал о пакете, том самом, а не твои родители. Илья, может быть, всё-таки стоило им позвонить?
— Не стоило, — почти брезгливо ответил я, подбираясь к пуховику.
Резко осмотрелся, вертя головой. Обстановка по-прежнему удовлетворяющая, но кто знает, что скрывается там, где я не вижу – за дверьми, в той темноте? Кто-нибудь, мужчина или женщина, стоит, слушает, как я собираюсь, как жалостливо звучит мой голос, обращённый к другу, как шумно я собираюсь. Возможно, он даже слышит, как бьётся моё сердце, которое не останавливается с того самого дня.
— Илья, я, конечно, не понимаю всех твоих проблем, — продолжил Толя.
Я снял пуховик и попытался его надеть. Рука упёрлась в шарф и шапку. Я попытался протиснуть их. Преграда будто стала абсолютна. Время шло. И уходило. Я затряс рукавом, как буйно-помешанный, но это не помогало. Только усугубляло.
— Но разве это молчание – оно поможет?
— Ты знаешь ответ. И я знаю ответ, — я начал сердиться. Я не хотел слушать о таком. — Но я не собираюсь с ними разговаривать на эту тему. Почему они этого не понимают? Кто из нас взрослый: я или они? Дрянь…
Шапку и шарф я кинул у порога, просунул руки и взялся за молнию.
Бессилие накрывало хлеще лавы и лавины, я не мог справиться даже с застёжкой, не мог соединить детали и оттого раздражался, чуть ли не приходя в бешенство: мне нужно быстрее убраться отсюда, так какого чёрта я торможу! Меня снова бросило в жар.
От бешенства пальцы тряслись сильнее, чем от страха. Из-за свитера у меня горели шея и спина. Я весь покрылся влагой.
— Извини, я знаю, что не стоит об этом говорить…
— Забей, — вымолил я, — давай о другом.
Я бросил попытки застегнуть пуховик и натянул кроссовки, не завязывая шнурки. Не оглядываясь, открыл дверь и замер от холода, который коснулся щеки.
— На самом деле, я не знаю, о чём можно рассказать.
Мёртвая тишина заложила ухо. Я вернулся на землю.
— Всё-таки с Сашей у тебя более… так сказать, крепкие отношения, так что, если бы это был он, то у него бы вышло лучше.
— Боже, о чём ты? — Я, дыша через рот, повернул голову к лестнице, уходящей вниз. — Он просто болтает, о чём хочет. Вот и всё. — На ней никого не было. Затем посмотрел на ступени, которые вели на четвёртый этаж. — И ты попробуй так же: что ел на завтрак, — я вышел из квартиры, продолжая смотреть наверх, — с кем общался, что смешного в интернете прочитал.
Я закрыл дверь и достал ключ.
— Но, в том-то и дело, что я не могу о таком рассказывать – это интересно?
— Как знать? Ты же не рассказал.