Русалочья голова высовывалась из озера. С длинных зеленых волос стекала вода. Кавагути перестал дрейфовать. Все собрались у берега.
— Познакомьтесь, это мавка, — представил я утопленницу. — Им не положено находиться на свету, так что пойдем в тень, иначе ей будет не очень.
— Спасибо, Костян, — мавка переместилась под сень огромной ивы. — Лето жаркое, мне и правда тяжко под солнцем.
Я представил компанию.
— Здравствуй, мавка, — обратилась к водяной деве великанша, — а у тебя есть какое-нибудь имя?
— У меня нет имени, мы все просто мавки. А откуда вы? Японцы, что ли? — русалка недоверчиво прищурилась. — А у вас водятся такие как я?
— Что-то вроде, — подтвердила Уэно. — Их называют нингё. Рассказать тебе легенду?
— Расскажи, — попросила мавка.
— Старые истории говорят, что русалки водились в морях, у них были человечьи лица, обезьяний рот, полный мелких зубов, рыбий хвост, а покрыты они были блестящей золотой чешуей. Они пели тихим голосом, и их часто путали с пением жаворонка или со звучанием флейты. Хотя и рассказывали, что мясо русалки имеет приятный вкус и дает отведавшему необычайное долголетие, поимка нингё всегда приносила бури и неудачу. Если вдруг рыбаки вылавливали такое существо, они сразу отпускали их обратно в море, чтобы не накликать беду. Если вдруг нингё выбрасывалась на берег, это было предзнаменованием войны или бедствия.
Уэно сделала одухотворенное лицо, чтобы быть убедительнее.
— А однажды у побережья Восточно-китайского моря недалеко от города Хиго возникли странные огни. Один местный чиновник решил посмотреть, что там происходит, и подошел к берегу. К нему вышло существо: с длинными волосами, клювом вместо рта, с чешуей по всему телу, а еще у него было три ноги. Обратившись к чиновнику, существо назвало себя Амабиэ и сказало, что обитает в открытом море. Затем оно сказало чиновнику пророчество: «Хороший урожай, по сравнению с текущим годом, будет продолжаться в течение шести лет. А если возникнет эпидемия, нарисуйте меня и покажите мою картинку тем, кто болеет, и они вылечатся». После оно вернулось в море. Чиновник поклонился этому нингё и ушел. С тех пор появления русалок понималось как признак будущего процветания. Порой, наоборот, оно интерпретировалось как предзнаменование надвигающейся катастрофы: тайфуна, землетрясения или цунами. В любом случае считалось, что нингё обладают огромной силой, и даже один взгляд на них — редкостная удача.
Мавка слушала внимательно, не перебивая, иногда всплескивая хвостом. Когда история закончилась, она захлопала в ладоши:
— Лисы знают толк в сказках! Мы правда сильны и приносим удачу. Хотите, покажу кое-что?
— Вы соглашайтесь, — я улыбался, зная, что в озере много интересного. — Просто так экскурсию мало кто проводит. Обычно всё как в Кремле: дорого и по дорожкам. А здесь бесплатно и никаких газонов.
— Я бы с удовольствием посмотрела, но не умею дышать под водой, — напряглась Томоко.
— Умеешь, — возразила мавка. — Ныряйте ко мне.
В толще воды лениво плавали водоросли. Большие карпы обгладывали мягкие молодые побеги.
Я засмотрелся на ершей, которые гоняли какую-то мелкую живность. Топорща колючки, они раздувались и изображали рыбу фугу, хотя вряд ли знали о ее существовании.
Мы приближались к центру озера. Мавки, чьи прозрачные силуэты мелькали среди падающих лучей солнца, иногда проявлялись, проплывали с нами несколько метров и, пощекотав тонкими пальчиками на прощание, снова растворялись в воде. Я улыбался, отшучивался жестами и махал им рукой. Хотя мы и были знакомы с детства, я давно здесь не плавал.
Глаза Кавагути распахнулись.