Йи-Джен часто убегала из дома.
Ненадолго и не для того, чтобы волновать родных, – хотя они все равно волновались и ругали ее потом. Йи-Джен выслушивала упреки деда и мамы, смотрела в пол и молчала. Она не могла пообещать, что будет гулять поблизости, возвращаться засветло и вечерами сидеть дома. Знала, что все равно сбежит – на час, на два или до поздней ночи.
Просто ничего не могла с собой поделать.
Иногда все становилось невыносимым: огромный дом с разноцветным полом, нитяными занавесками и высокими зеркалами; разговоры с мамой и дедушкой, заботливый голос служанки. Даже пение птиц за окном превращалось в надоедливое чириканье, а цветы в саду словно тускнели. Йи-Джен выжидала подходящий миг, – сколько взрослые не пытались, все равно не могли уследить за ней, – хваталась за низкие ветви старой яблони, оттуда перебиралась на каменную белую ограду, спрыгивала вниз. А потом устремлялась вниз по улице, прочь от дома, от площади с фонтаном. Мчалась мимо заборов и садов, проносилась по петляющим улочкам. Иногда соседская собака выныривала из-под ворот, с лаем бежала следом. Но у последних домов, там, где улицы превращались в дороги и тропы, собака всегда останавливалась, с недоумением смотрела вслед Йи-Джен. Та оборачивалась, махала на прощание, а сама неслась дальше.
Вниз, к реке. К полуразрушенной древней стене на берегу.
Это место Йи-Джен считала своим.
Сегодня она не собиралась убегать. Сидела с книгой на балконе, но не читала, а лишь рассматривала картинки, оплетавшие края страниц. Слушала, как снизу доносятся тихий перезвон посуды и разговор матери со служанкой.
Йи-Джен оторвалась от книги, взглянула на небо. Солнце висело низко, огромное и красное, вот-вот исчезнет за крышами домов.
– Сегодня к дедушке кто-то придет, – сказала она вслух и нахмурилась.
Может быть, ей скажут переодеться в новые штаны и рубашку или даже в праздничное платье и заставят сидеть за столом, молча слушать разговоры взрослых. А может быть, наоборот велят оставаться в своей комнате и не выходить. Мало кто хочет видеть полукровку, от нее шарахаются, как от дурного знака.
– Ну их всех, – прошептала Йи-Джен и сделала так, как учил отец.
«Если захочешь стать незаметной, – говорил он, – то ступай тихо, не торопись и не касайся стен. Ты моя дочь, у тебя все получится».