– Родич, не спи! Проснись!
Криджи шевельнулся и сел. Под ним была хвоя, холодная, мокрая. Лес утопал в тумане, белые волны цеплялись за стволы, за низкие ветки. Рядом, на земле, сидела белка – теребила коготками рукав его куртки, смотрела встревоженными черными глазами. Уши белки часто вздрагивали, словно пытались уловить дальний звук.
Криджи прислушался. Да, где-то за туманом звучали голоса, шелестели шаги, скрипела натягиваемая тетива. И вспыхивали огоньки, дальняя вереница факелов, движущаяся, стремящаяся замкнуться в кольцо.
– Родич, беги! – Коготки царапнули ладонь, голос белки стал настойчивым, нетерпеливым. – Торопись! Скорее, сейчас, а то будет поздно!
Криджи кивнул, вскочил на ноги – и проснулся по-настоящему.
Звездный свет серебрил комнату. Было тихо, ни разговоров, ни шагов, даже мышь не шуршала под половицей. Глубокая ночь, лучшее время для бегства.
Криджи вытащил из-под кровати сверток со своей лесной одеждой. За зиму штаны стали коротковаты, едва доставали до щиколоток, зато куртка теперь была впору, не болталась, не свисала рукавами. Криджи спрятал городскую одежду в мешок, где уже лежали одеяла и припасы, затем подхватил второй баул – для Йи-Джен – и выскользнул в коридор.
У ее двери замешкался. Вспомнил, как вчера Милин встретила их в прихожей, как радовалась первоцветам. Заметила браслет на запястье Йи-Джен, но та лишь опустила глаза, а потом ответила что-то невпопад и убежала наверх. Что будет с Милин, когда дочь исчезнет из города? Но Йи-Джен нельзя здесь оставаться, нужно торопиться, а то будет поздно.
Криджи мотнул головой, осторожно пробрался в комнату.
Окно было приоткрыто, прохладный ветер теребил край занавески, тек по полу. Все тонуло в сплетении теней, и Криджи не мог вспомнить, где комод, где шкаф, что скрывается за темными очертаниями. Но потом различил кованую спинку кровати – и все стало знакомым. Уже не боясь уронить что-нибудь, загреметь стулом или лампой, Криджи подкрался к кровати.
– Йи-Джен, не спи! – Ему почудилось, что голос белки вплетается в его шепот. – Просыпайся!
Йи-Джен лежала, укрывшись с головой одеялом, и не услышала, не шелохнулась. Криджи затормошил ее, повторил настойчиво, тихо:
– Проснись, проснись!
Йи-Джен вынырнула из-под одеяла, взглянула на Криджи.
Ее глаза мерцали в темноте, и на миг он застыл, завороженный. Йи-Джен села, настороженно огляделась, спросила чуть слышно: