- Майн фюрер, позвольте представить вам Хелену Шмидт, - сказал Шульц.
Хелена улыбнулась.
- Майн фюрер, - сказала она. - Я здесь, чтобы исполнить любое ваше желание. Скажите мне, что вы хотите, чтобы я сделала, и я сделаю это. - Она соблазнительно прошмыгнула через комнату. Оказавшись рядом с Гитлером, она прижалась грудью к его руке и погладила по спине.
Шульц заметил, как хитрая усмешка растянула уголки рта Гитлера.
- Я потребую, чтобы она надела противогаз, - сообщил Гитлер Шульцу.
- Я уверен, что это можно устроить.
Хелена все еще улыбалась.
- Очень хорошо.
Шульц прошел вглубь комнаты. На столе стояло блюдо, покрытое клошем. Шульц взял блюдо и вернулся на свое место рядом с Гитлером.
- Оставляю вас в покое, - сказал Шульц. - Но прежде чем я уйду, могу я предложить вам закуску?
Шульц поднял с блюда клош. На блюде лежали крекеры. Каждый был намазан маслом. А на каждом крекере лежало глазное яблоко, идеально круглое, с коротким обрубком стебля, все еще оставшимся там, где они были вырваны из соответствующих глазниц.
Гитлер посмотрел на крекеры, а глаза снова посмотрели на него.
- Не возражаю, - сказал он, поднимая брови. Он взял один из крекеров, поднес его ко рту и раскусил пополам. Его резцы с легкостью прорезали глазное яблоко. Глазное яблоко хрустнуло, а затем лопнуло. Изнутри вытек черный сок. Он потек по крекеру, по губам и подбородку. Гитлер вытер сок тыльной стороной ладони.
Он пожевал глазное яблоко еще несколько мгновений, прежде чем проглотить его.
- Ну и как вам?
- Очень мило. Очень ароматно.
Шульц улыбнулся. Он был в приподнятом настроении. Он не мог поверить, какое впечатление произвел на Гитлера его приезд. Вся тяжелая работа окупалась. Шульц был уверен, что Гитлер навсегда запомнит его имя.
- Хорошо, - сказал Шульц. –Я оставлю вас в обществе Хелены. Я уверен, что она позаботится обо всем, что вам потребуется. Пожалуйста, налейте себе вина. Ваша еда будет готова примерно через час.
- Хорошо. Мне не терпится отведать вкуснейшего еврейского мяса.
Шульц снова улыбнулся.
- Так и будет, мой фюрер.
Восемь
К счастью, время ужина наступило рано. Заключенные стояли в построении уже более пяти часов. Погода стояла мягкая, так что это было благословением. И все же оставаться на ногах в течение такого длительного периода времени – особенно в неподвижном положении – было нелегко. У Мэри болели лодыжки. Это была не просто боль, которую она часто чувствовала в мышцах после нескольких часов на ногах. Это была адская боль.
Но благодарить бога можно было еще за то, что сегодня, во время линейки, никто не упал в обморок.
Конечно, было действительно неприятно наблюдать, как Шульц убил этого человека (кстати, его звали Бен). Когда одного из присутствующих убивают без всякой причины, это всегда ужасно. Но смотреть, как кого-то забивают до смерти только за то, что он не мог простоять столько часов, было гораздо хуже. Это было действительно несправедливо.
Но сегодня этого не случилось. И это было хорошо.
За ужином Мэри взяла бульон и ломоть хлеба и села рядом с Мириам, которая уже сидела рядом с Густавом. Оба почти закончили с едой.
- Ладно, - сказала Мэри. - Я сказала Станиславу, что мы придем повидать его во дворе.
Станислав был во внешнем мире раввином.
- Ты рассказала ему суть дела? - спросил Густав почти насмешливо.
- Не совсем так. Но он знает, что мы нуждаемся в его помощи. Вот и все.
- Я все еще думаю, что ты сумасшедшая, - сказал Густав, вытирая остатки бульона крошечным ломтиком хлеба, который он сохранил. - Сначала ты думаешь, что нацисты едят своих еврейских пленных, а теперь вот это. Ты действительно сошла с ума.
- Я – нет. Отнюдь. И независимо от того, что именно, по твоему мнению, здесь происходит, ты знаешь, что мы исчезаем. Ты же знаешь, что они ни за что не оставили бы нас в живых. Решишься ли ты поверить, что они едят нас, или нет, это зависит от тебя.
- Ты права, это зависит от меня. И я в это не верю!
- Говори потише, - сказала Мириам, размахивая руками перед лицом Густава. - То, что ты в это не веришь, еще не значит, что ты должен нас выдать.