— Посему ты разглядываешь её так долго? Оцениваешь уровень пошлости? — поинтересовался я. У меня было слишком хорошее настроение. А в хорошем настроении я не могу быть приятным собеседником.
— Я священник, и к тому же женатый человек. Твои подозрения беспочвенны и абсолютно напрасны — тихо сказал он, вздохнул и все же отвернул взгляд. — Эта картина неприятная. Она темная, но одновременно притягивающая взгляд
— Да, это про неё я уже знаю, — ответил я и, призадумавшись, закрыл глаза, отдавшись воспоминаниям, пальцами я снова нащупал тонкие черты лица Настасьи и, открыв глаза, обернулся на картину. Я присел рядом с ней, и, всмотревшись в деформированное изображение, прикинул, как именно смогу восстановить её подлинный вид. Не отрывая взгляда, я нащупал нужную склянку и вскрыл её зубами, а после приготовился к началу работы.
— Газету бы постелил, полы испачкаешь. Вера ругаться будет.
— Иди на фиг, — ответил я с кистью в зубах. Никогда не любил выражения «на фиг», лучше «к черту», но, во-первых, произнести это внятно с занятым ртом сложно, во-вторых послать священника к черту это уже чересчур.
Хотя по сути, кого-либо посылать к черту это в любом случае плохо, вне зависимости от профессии посланного.
— Когда ты попросил материалы, я и не думал, что все так серьезно… Может отдать её профессионалам? — говорил он. Я молчал. Мысленно я обращался к Насте, просил прощения и помощи, успокаивал, обращаясь к ней «моя хорошая» и божился, что верну её лицу первозданный вид…
— Мне кажется, её легче заново нарисовать, так как ты видишь, — опять отвлек меня Алексий. — Все равно ценности за ней никакой нет.
— Да нет, фмысл не в этом, — отмахнулся я, стараясь не терять воспоминание о ней и свой настрой.
Леша, был самым странным из моих знакомых. Бывший журналист, подающий большие надежды не переехал в Москву, Питер или хотя бы Киев, а остался жить в Одессе, в «Жемчужине у моря», причем переквалифицировавшись в священника. Спасибо, что не монаха.
Но при этом, он совершенно не похож ни на одного из моих знакомых священников — Лёша активен, умен, иногда даже агрессивен, фанатично спортивен, из-за чего выглядит устрашающей грудой мышц в рясе, а не священнослужителем, но при этом абсолютно и истинно верующий человек. Гораздо более верующий, чем многие другие священники, с которыми мне приходилось сталкиваться.
Алексий — сплошное сочетание несочетаемого и возможно, именно это меня в нем и привлекло — странность. Лучший друг нищего художника и вечно неудачливой модели живущих «в грехе», то бишь без брака — два метра и сто десять килограмм чистого православия.
Я дернулся, когда услышал хлопанье дверью и понял, что уже позабыл образ Настасьи. Влетевшая в мастерскую Вера разбудила уже дремавшего с открытыми глазами Лешу, шурша рядом с его ухом многочисленными пакетами.
— Когда я вас уже венчать то буду? — вместо приветствия спросил он у Веры.
— А я знала, что ты не просто так тут ошиваешься: сначала венчать будешь, потом крестить десяток детей, а после всех нас хоронить — ищешь постоянных клиентов, да? — съехидничала она и я прыснул. Леша не обиделся к его чести, а просто покачал головой и, завидев пакеты спросил:
— Это что?