С тех пор, как Вера исполнила свою мечту, получив заветный контракт, прошло почти полгода, и наступила весна. Солнце стало чаще навещать наш город, но меня оно не радовало. Вот уже полгода, я знал, что потерял дом.
Там было пусто, и если Вера и приходила, то приводила неприятных мужчин или девиц с холодным смехом и яростным взглядом. Новые «подруги» завидовали ей, а старых она и сама «потеряла». Мужчины, или были увлечены друг другом или же болтали столь скабрезные шутки про Веру или её «подружек», что я ловил её взгляд, прося разрешения, как минимум вышвырнуть шутника за дверь, а лучше – вырвать ему язык, или позвоночник. Я не любил драться, но ради защиты чести женщины я всегда был готов вступить в бой. Видимо, я был воспитан на других книгах и фильмах, чем мои новые знакомые, но не видел в этом проблемы для себя, а только для них. Защита чести женщины - этом было что-то правильное, гармоничное и незыблемое. В этом тоже, была своя красота.
Но в эти моменты, она осаждала меня строгим взглядом и фальшиво хихикала, изображая подобие смеха. Я уходил, не в силах выносить этой мерзости в некогда моем скромном доме.
Быстро заработанные деньги Вера не считала, тратила их как ей было угодно, я лишь запрещал ей тратить их на наш общий быт, то, что она приносила должно было принадлежать только ей. Только так я мог защититься от мысли своей никчемности на фоне богатой женщины рядом. И посему, её блестящая, яркая одежда хранилась в скрипучем шкафу, новый серебристый телефон был самым современным предметом на кухне и явно стоял дороже, чем вся кухонная техника вместе взятая.
Но к моему разочарованию, компанию Веры не смущало наша нищета. Та «тусовка», в которую ввязалась Вера, мне противна. Возможно, среди творческих людей есть и другие компании. Есть те, кто спорят о великом, рассуждают о высоком и, не снимая облика интеллигентных и скромных людей, при этом дарят миру шедевры. Возможно. Но, компания Веры была другой, и да – ни одного настоящего шедевра или хоть чего-то достойного внимания среди работ её новых друзей я не встречал.
Я не видел в них гениев со странностями, я видел сброд тех, кто посчитал себя великими Мастерами и посему позволял себе опуститься до уровня дворовой собаки.
Все их высокопарные эпитеты друг другу вызывали у меня смех. «Ты – современный Достоевский» - говорила подвыпившая крупная брюнетка с безумными, выпученными глазами, очкастому коротышке, который за минуту до этого лобызал её руки, приговаривая о том, что её душевный стриптиз, излитый в похабную песню о любовном треугольнике - «гениален».
Другой коротышка с масляными глазками – «великий режиссер» тот самый, кого я встретил на фотосессии. привез в подарок Вере огромный темный альбом, внутри была серия фотографии некого «гения». Весь альбом был из картинок одного сюжета - обнаженная бледная женщина с черным, словно вымазанным в саже мужчиной, или просто объятая несколькими парами темных рук.
- Пошло, - тогда сказал я и с брезгливостью закрыл альбом.
- А твоя картина с девкой?! – возмутилась Вера, резко округлив глаза, и меня проняла мелкая дрожь. Неужели Вера ни разу не увидела, не поняла того, что на всех своих фото она та самая «девка»?