— Я тоже так думала.
— Что ж… видать, не по вам Аретуза плачет! — Бьянка сделала шаг назад. — Прощай, Трисс.
Миг, и Бьянка Ягеллон пропала в алой дымке портала. Трисс обессилено опустилась в кресло, прижимая пальцы к виску. Она вспоминала Содден, тот день… и предательство Бьянки.
Чародейка прижала вторую руку к груди, жмурясь. Шрамы на коже зажили, да. Но заживёт ли ещё одна рана, которую нанесла ей Бьянка? Забудет ли она те секунды, когда от страха забывались все заклинания кроме того, что могло перенести её домой, в маленькую башенку в Мариборе? А когда её буквально рвало от ужаса, кто поддерживал её? Когда страх поедал все внутренности, выносил мозги?
С ней были другие: Йеннифер, Коралл, Сабрина… но уж точно не Бьянка.
— Предательница ты, Бьянка. Сука бездушная… — процедила Меригольд, сдерживая слёзы.
***
Утром Мисселина не нашла Трисс в доме. Чародейка словно бы испарилась, её нигде не было, даже в купальне. Девушка находила это странным.
Натянув свою привычную одежду, которую исправила Трисс, она спустилась вниз. Девушка вдруг заметила, что её штаны стали удобнее, рубашка – свободнее, а рукава куртки не приходилось закатывать.
Во внутреннем дворике её уже ждал Эскель. Видимо, ведьмак уже размялся и теперь ждал только свою ученицу. Мисселине стало даже немного стыдно.
— Долго же ты, — вместо приветствия ухмыльнулся мужчина, протягивая ей меч. — Только что приходил подмастерье. Сегодня заберём меч и уедем.
— А как же тренировки с Трисс? — спросила девушка, становясь в исходное положение. — Я же…
— Трисс передумала. Она уехала на рассвете, — с нескрываемым раздражением ответил Эскель, парируя её удар. — Наверное, какие-то неотложные дела.
— Это всё Бьянка! — воскликнула девушка, закатывая глаза и получив по руке. — Ау! Скажи мне, Эскель: Трисс отказалась из-за моей тётки?
Ведьмак пожал плечами, снова отбивая удар Мисселины. В этот раз девушка не могла сосредоточится на бое. Мысли шли в совсем другом направлении, всегда возвращаясь к её магии, которую могла бы ей преподавать Трисс. А о бое она и думать порой забывала, получая за это по ноге, руке или боку.
— Достаточно, — хмурясь, сказал Эскель после второго часа спаррингов. — Как я понял, тебя сейчас не очень интересует фехтование.
— Прости, — виновато сказала Мисселина, стыдливо опуская глаза. Ведьмак фыркнул, умывая лицо в фонтанчике, который стоял прямо посреди двора.
— Чего уж там… я ж знаю, как ты вчера расстроилась, — он положил руку на плечо девушки. — Собирайся. Мы уезжаем.
***
Мисселина села на кровать в своей комнате. Уже не в своей, подумала она, тоскливо оглядывая небольшое аккуратное помещение. Девушка поднялась и подошла к зеркалу. Сев перед ним, она принялась рассматривать себя.
Из зеркальных глубин на Мисселину смотрела уставшая и грустная девушка. У неё великоват нос, слишком тонкие губы. Недостаточно густые ресницы, слишком впалые, но розоватые щёки. Кожа загорелая, но сухая, не как у нормальной девушки в её возрасте. Картина складывалась не очень, заметила Мисселина.
А если бы она согласилась на предложение Бьянки? Какой бы её сделала Аретуза? Мисселина мечтательно подпёрла щеку ладонью. Если бы она стала чародейкой, сделала бы себе нежную, розоватую кожу, точь-в-точь как у Трисс. И волосы угольно-чёрные, на пару тонов темнее своего цвета. А ещё не такой большой нос, а маленький, аккуратненький, с тоненькой переносицей. И носила бы голубые и белые платья, как Трисс.
«Помечтала, и хватит», — осадила себя Мисселина. Она же не чародейка, в конце концов. А ведьмачка. По крайней мере, станет ею.
Затем взгляд девушки пал на два небольших свёртка пергамента, лежавших тут же, на столе. Мисселина взяла первый в руки, и оттуда выпала цепочка. Золотая, с голубым камнем в оправе, тоже золотой, в форме морды какого-то животного, скалящего острые зубы. Намотав цепочку на пальцы, Мисселина развернула записку.
— Возьми себе на память, юная ведьмачка Мисс… — прочитала она вслух. Почерк у Трисс был таким же, как и она сама: буквы маленькие, точёные. Сложив его в четыре раза, Мисселина взяла второй свёрток.
Он тоже оказался запиской, и к ней прилагалось… кольцо. Серебряное, усыпанное рубинами и с гравировкой на Старшей Речи. В свете полуденного солнца рубины переливались. Девушка вздохнула и развернула вторую записку.
«Твоя взяла. Но кольцо пригодится. Шах и мат, ведьмачка».
Почерк размашистый, небрежные буквы было сложно разобрать.