Аура — да. Ауры нет.
В смысле — мёртв?
В первые мгновения вопрос у меня был только один: как на это реагировать? Ведь… как?
Вот… тело. Однокурсник лежит — как будто живой, просто уставший несильно. Однокурсник, которого я практически не знала, так, что-то вроде «есть Дарька, он вот такой». Тихий, милый, довольно скучный парень, учится, живёт, никого не трогает. Что с ним может случиться?
А оказалось, что что-то может…
Он не я, единственная дочь могущественного безумца. Он не Вера, он не подлежит уничтожению. Он — просто Дарька, Дарьян Немейский, один из многочисленных детей вдовой ни на что не влияющей, обедневшей и никому не нужной княгини, он учится на никчёмном факультете для тех, кто колдовать нормально не умеет, и он точно, совершенно точно не опасен. И никому не нужен.
Как он мог умереть?
В смысле? Как это?
— Про защиту спрашивать бессмысленно, — заметила Вера.
Я вышла из ступора.
Контура, да, не было.
Я посмотрела на Веру: как реагирует она? Мне же надо просто повторить, да?
Вера не реагировала никак. Вернее, была абсолютно спокойна. Подошла, продиагностировала Дарьку плетением. Спокойно сообщила:
— Ни ран, ни прочих следов. Убит «большим одеялом», именно им. Вопрос только в том, как.
— Почему — вопрос? — тупо спросила я.
— Потому что убийца должен был как минимум касаться его ауры своей оголённой кожей.
— И?
— И на полу только наши следы.
Я посмотрела вниз. Пол был очень-очень пыльным, видимо, Сорьфа Брячиславовна даже не подметала. Что неудивительно, она же такая старая. Может, уже и не может. И на полу были только наши следы.
И тут я вспомнила:
— А где Сорьфа Брячиславовна?
Вера прислушалась. Принюхалась.
— Не в доме. Ушла. Думаю, довольно давно.
Я удивлённо на неё посмотрела.
— Ночью я её видела. Когда приходила. Она вышла, дурь какую-то несла, как укуренная…
Вера вздохнула.
— Сбегай старосту позови.
Я пошла, благо, идти было недалеко. Привела.
И вдруг осознала: больше никто не скажет мне не коверкать его имя. Не посмотрит укоризненно на мой беспорядок и не поморщится на дурацкие шутки. Я его не знала совсем, мы, даже поехав вместе на практику, едва перекидывались парой слов, а иногда не общались по несколько дней. В школе вообще не общались — зачем нам? Он меня немного недолюбливал, но хорошо это скрывал. Ну, это неудивительно, все меня за отчима недолюбливают, как будто я какое-то его продолжение. Он хотя бы скрывал это, и на том спасибо. Ещё я помню, в школе над ним шутили, но незло, а больше я ничего не помню. Но…