— Спорить не буду. Но скажите, каков он из себя Оленев?
— Обыкновенный… На полвершка выше вас, пожалуй. Худой. Блондин. Глаза голубые. В последний раз я видел его в офицерской форме, без погон.
— А особые приметы? То, что выделило бы его из толпы?
— Из сегодняшней толпы? — уточнил Гроцкий.
— Толпа всегда толпа.
— Здесь можно поспорить, но… Внешне — ничем, пожалуй. Разве что взгляд у него прежний. Взгляд уверенного, спокойного человека.
Арехин, записывающий в блокнот опрос Гроцкого, записал и эти слова. Потом блокнот закрыл, карандаш уложил в футляр, и все богатство спрятал во внутренний карман пальто, посмотрел внимательно на Гроцкого.
— Позвольте поблагодарить вас за содействие.
— Рад, если сумел помочь вам, хотя, право, но знаю, чем.
Гроцкий хотел проводить гостей до порога, но Арехин остановил хозяина:
— Мы еще не уходим.
— Хотите опросить других жильцов?
— Именно. Вдруг чего и скажут.
Но другие жильцы надежд не оправдали. Одних не было дома, другие были, но ничего не знали, и знать не хотели, третьи хотели, но все-таки не знали. Одна Екатерина Шереметьева, пяти лет от роду, сказала, что от ночного дяди пахло ветром, но каким ветром, уточнить затруднилась. Ищи ветра в поле!
А искать нужно.
Арехин, однако, в поле не спешил. Зачем в поле, когда есть куда более точный адрес: на краю земли.
Так он и сказал тезке Он.
— Но это ж далеко, — ответил Орехин.
— Как считать. Край земли — он же начало, не так ли?
— Не знаю.
— Давайте допустим, что так. Значит, нам нужно туда, где земля начинается.
— Начинается, кончается — все рано, это слишком далеко.
— Нет, отнюдь, Александр. Мой гувернер мистер Харрис учил меня в детстве патриотическому стишку:
— Я без этих… гувернеров рос, — ответил Орехин. — Драть драли, а стихам не учили. Потому про Кремль сказать ничего не могу.
— А говорить и не нужно. Просто поедем, да посмотрим.
— В Кремль?
— Именно. Только не сразу. Анатолия Васильевича сначала нужно подготовить.
— Анатолия Васильевича?
— Наркома Луначарского.
Путь к Луначарскому лежал через МУС.
Арехин доложил товарищу Оболикшто о предпринятых шагах.
Весть о находке бриллиантов обрадовала начальника. «Согнала грусть с высокого чела жужжащая над розою пчела» — пришел на ум очередной стишок гувернера.
Оболикшто начал звонить в Кремль, и спустя четверть часа уже разговаривал с наркомом просвещения.
— Да, Анатолий Васильевич. Отыскали, Анатолий Васильевич — ожерелье и сережки. Конечно, орлы, Анатолий Васильевич. Да-да, наилучших, Анатолий Васильевич. Именно он, Анатолий Васильевич. Прямо сейчас и привезу, Анатолий Васильевич. Ему поручить? Так точно, Анатолий Васильевич. Передать трубку? Слушаюсь, Анатолий Васильевич, — он протянул трубку Арехину.
Тот не говорил, только слушал, потом молча повесил трубку.
Разговор закончился, но товарищ Оболикшто еще минут пять смотрел на телефонный аппарат, словно ждал — сейчас с ним опять будет говорить Кремль.
Не дождался.